Есть некое изъяснение женской метаморфозы:

«…женщина хочет лечь со своим избранником в постель и делает это не только потому, что так хочется ему. И когда он наконец с тобой, хоть ты уже совсем раздета, ты хочешь – для него – раздеться ещё больше».

Пусть он видит всю тебя – грудь, четыре «окошка», всю…

В викторианской Англии стареющие матроны напутствовали своих перепуганных насмерть дочерей в первую брачную ночь:

«Закрой глаза, стисни зубы, раздвинь ноги и думай, что делаешь это на благо Англии».

Богородица только констатирует:

«Вот шалости какие!

Один, два, три! – как это им не лень?

Могу сказать, перенесла тревогу:

Досталась я в один и тот же день

Лукавому, архангелу и богу».

Пушкин, в письме другу – Сергею Соболевскому:

«… пишешь мне о M-me Kern, которую с помощию божией я на днях <…> в стогу».

Советская девушка – ещё до знаменитой фразы другой, что «в СССР секса нет» (это в некотором смысле было верно) – объяснила причину самого первого подвига отдаться:

1) страх, что он уйдёт,

2) любопытство,

3) желание самой войти в него, раствориться в нём.

Можно добавить предположение:

4) родить ребёнка.

Т.е. в четвёртом случае девушка понимает и для неё нет вопроса. Она же предложила нарисовать веточкой (на снегу) элизиум (свой?) в разрезе. На что спутник, как Иван Васильевич, который сменил профессию, ответствовал: «на это я пойтить не могу», в общем «устоял, не поддался». А она, действительно, позвонила и сообщила, что беременна. Не обязательно это придумала сама, могли подсказать соратницы из санэпидстанции, замужние. Такие санитарные врачи только в городе Н-ске?

В упомянутой трилогии:

«До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что «тайна сия велика есть», всё же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и остались неразрешёнными. То объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других, и самое лучшее, по-моему, – это объяснить каждый случай в отдельности, не пытаясь обобщать».

Т.е. это почти абсолютно – о понятии «образа любви».

Часть 2

Будущей няне Тани Лариной было 13 лет, когда её выдали замуж. Таня спрашивает «про старые года»:

«Расскажи мне, няня,

Про ваши старые года:

Была ты влюблена тогда?»

И Филипьевна отвечает:

«И, полно, Таня! В эти лета

Мы не слыхали про любовь;

А то бы согнала со света

Меня покойница свекровь»

Да и Тане, когда она влюбилась в Онегина и писала ему признание, также было 13 лет (по словам Пушкина), а Оле – невесте Ленского 12 лет.

Маше Троекуровой в повести «Дубровский» – 17 лет.

Нимфеткам Лолите (из эротического романа Набокова), библейской Суламифи, и Джульетте (из печальной повести Шекспира) тоже по 13 лет.

А теперь за соблазнение девушек в таком возрасте предусмотрена статья уголовного кодекса.

Часть 3

Когда приобретшая известный опыт среди мужского контингента (по крайней мере, бывшая некоторое время замужем), объяснила подружке – чем, куда и как этот контингент стремится войти в девушек на «11 минут», как в женщин, та с ужасом ахнула:

– Так это ж только под наркозом.

Невероятно, необъяснимо. В одежде на улице, на работе, в театре, в магазине, дома…

И мужские ладони под платьем – там, там и там: на женских плечах, на круглых пятнышках, темнее, чем участки, закрытые от солнца и любопытных глаз купальником, с восставшей капелькой в центре, на вершине сферической пирамиды груди, ладони на коленях, в «окошках» ног.

Меняется одежда у девушек: кринолин, грация, нижние лифчики: бикини, панталоны, стринги (жуть), деван-дерьер, слипы, кюлоты, боди, брифы … И девушки меняются под ладонями: библейская Суламифь, шекспировская Джульетта, Анастасия (жена Ивана Грозного), Таня Ларина, Ирина (жена князя Юсупова), Маша Троекурова…