Мне не препятствовали, когда я подошла и опустилась на колени рядом с несчастной, положила ладонь на живот. Шансов разродиться нормально у девчонки просто не было: она действительно оказалась уж очень худенькой в сравнении со своими сородичами, а ребёнок взял отцовские габариты. И живучесть, кажется, тоже. Не знаю, сколько они тут развлекались до моего прихода, но пока ещё оба были живы.
– Микар, убери всю эту подтанцовку, – резко бросила я вошедшему следом мужчине, доставая нож и спешно закатывая рукава рубахи.
– Зачем? – растерялся он. – Послушай, я…
– Ты решительно настроен спровадить её к духам или я могу попытаться спасти? – оборвала я его.
Несколько мгновений мы мерились взглядами, а потом старейшина коротко кивнул и принялся выпроваживать всех лишних наружу, что-то там рассказывая им про сложные чары и особенных духов, которые не любят посторонних, но постараются помочь Кирин. А он сам обязательно проконтролирует, чтобы они ненароком не навредили. Целители, похоже, просили остаться, муж паниковал и протестовал, мать рыдала; я не обращала внимания. Главное, что Микар благополучно отгонял их от меня, не мешая подготовке.
Исцеляющая сила магии крови надёжна, но в сравнении с более традиционными методиками грязна. Грязна в прямом смысле, поэтому со своей белой рубашкой я уже мысленно попрощалась: даже если сниму, всё равно заляпаю ненароком, я себя знаю. Зато эти чары наиболее эффективны именно вот в таких случаях, когда нужно работать в неподходящих условиях и действовать быстро – или резать, или выжигать какую-то стремительную и смертоносную заразу. Я никогда не любила эту часть собственного дара, и особенно я не любила общаться с пациентами, но – никуда не денешься, есть хотелось, а именно целительство меня кормило.
Впрочем, сейчас от пациентки было меньше всего вреда: пока Микар освобождал шатёр, Кирин успела потерять сознание.
– Не в моём присутствии, – процедила я с угрозой и полоснула себя по запястью: договориться с чужой кровью о чём-то серьёзном можно, только смешав её с собственной.
Нож мало годился в качестве хирургического инструмента, и я с тоской вспомнила свою рабочую сумку, оставленную на побережье. Но зато он был острым, а это в наших обстоятельствах уже немало. Нет, чисто теоретически я способна резать без ножа, просто уговаривая чужую плоть, но это сложно, долго и больше годится для фокусов, чем для работы.
Ничего, как-нибудь справлюсь. Больше полувека практики – не в Бездну плюнуть.
Но влетело в конечном итоге всем.
Сначала я наорала на роженицу, которая, очнувшись и увидев меня с ножом, попыталась паниковать; ей же не объяснишь про обезболивающие и прочие вспомогательные чары, которыми она уже обвешана. Потом на Микара, который при виде моих действий сбледнул с лица и попытался оставить меня без дополнительной пары рук, отлично подходившей для выполнения команд подай-принеси. Потом на папашу, который в неподходящий момент сунул нос в шатёр, привлечённый руганью и голосом своей умирающей жены. Поскольку на слова он среагировал не сразу, а единственный переводчик пытался в это время не упасть в обморок, пришлось запустить в него какой-то глиняной плошкой, благо после целителей их тут осталось изрядно. Плошку понял сразу. Потом ещё и на любопытных целителей, но тут уже очнулся Микар и уговорил их не мешаться.
Потом уже сам старейшина от избытка чувств на всех наорал, когда ребёнок пронзительным, истошным воплем сообщил о том, что он всё-таки выжил, и шатёр едва не снесли взбудораженные свидетели. Кажется, рассерженный Микар был зрелищем редким и достаточно впечатляющим, чтобы вслед за его рявком воцарилась благословенная тишина и покой. Как раз вовремя, чтобы я могла сосредоточиться и выполнить самую сложную часть: залатать дырку.