Это завещание, которое можно сравнить с другими, оставленными примерно в то же время вождями перипатетической школы, во многих отношениях заслуживает внимания. Его забота о юных сиротах, в своей ласковой благопристойности, является лучшим опровержением клеветы, возводимой на Эпикура. Его освобождение рабов можно сопоставить с аналогичными действиями в завещаниях Теофраста, Стратона и Лика, трех сменявших друг друга глав аристотелевской школы. Один из этих рабов, по имени Мис (Мышь), был соратником своего господина по философии. Проведенное в завещании различие между домом в Мелите и садом создает некоторые трудности для тех, кто, подобно Плинию, полагает, что сад находился внутри города. Действительно, из замечания Цицерона следует, что сад находился на северо-западе Афин, немного в стороне от дороги, которая вела к «Академии» Платона.69 Другими словами, он находился за пределами города, обнесенного стеной, и, подобно местным резиденциям двух, по крайней мере, других школ, представлял собой открытый сад в пригороде. В то время как Эпикур наделял таким образом эпикурейскую секту, другие секты поступали аналогичным образом. Завещание Теофраста передает «сад и прогулку, и дома у сада» некоторым из его друзей для совместного занятия философией.70 Сад Платона также служил местом встреч его школы, которая в следующем поколении после его смерти начала возводить небольшие хижины рядом с обителью своих муз.71 И в обеих школах общие праздники в форме ежемесячных обедов поддерживали социальное единение обучающихся.

Таким образом, в этих сектах присутствует приятный семейный и домашний характер, который контрастирует с суровой практикой стоиков.

Таким образом, мы видим, что философия была одаренной задолго до того, как император привлек ее к покровительству государства. Действительно, можно предположить, что государственная поддержка была последним, на что мог рассчитывать Эпикур. Когда упоминаются лекции, которые посещали эфебы, или молодые афинские коллеги, среди прочих не встречается упоминания о школах эпикурейцев.72 Похоже, что они всегда были мало связаны с образовательным механизмом, признанным государством, и образовали секту отдельно от своих научных и литературных соперников, и вряд ли можно отталкиваться от последнего к первому. Молодые студенты, предназначенные стать будущими гражданами, в садах Эпикура могли почерпнуть мало полезного для общественной жизни, для адвокатуры или сената.

Наставления Эпикура, похоже, во всех пунктах добросовестно выполнялись его душеприказчиками и преемниками. На его месте сидела непрерывная череда учителей: Гермарх, Полистрат, Дионисий, Василид и Аполлодор, прозванный «принцем сада», были пятью его непосредственными последователями в руководстве школой. Как определялась преемственность главы школы, мы не можем сказать с абсолютной уверенностью, но весьма вероятно, что уходящий вождь назвал своим преемником человека, которого общественное мнение общества наметило на этот пост. Мы не слышали ни о ссорах по поводу преемственности, ни о попытках амбициозных молодых людей опередить свое время и претендовать на пост, предназначенный для зрелого опыта.

День рождения Эпикура продолжал регулярно отмечаться его последователями как ежегодный праздник, а ежемесячные собрания 20-го числа (эйка) стали настолько заметной чертой секты в глазах всего мира, что эпикурейцев прозвали эйкадистами (или людьми двадцатого числа)73 Изображения Эпикура находили в комнатах и спальнях эпикурейцев, даже на их кольцах и тарелках74.

Представители школы преданно следовали доктринам своего учителя. Он сам составлял краткие конспекты, чтобы сохранить в памяти основные контуры системы. Во второй половине II века н. э. один пифагорейский философ противопоставляет отклонение поздней Академии от учения Платона и разнообразие мнений среди стоиков непоколебимой приверженности эпикурейцев догмам своего учителя. «Новаторство, – говорит он, – осуждается ими как преступление или, скорее, нечестие. Школа Эпикура похожа на истинное содружество, свободное от гражданских войн, демонстрирующее единый разум и единое мнение».