Власть эта дана не для нее самой, а для Церкви, которую составляют верующие миряне вместе с иерархией, причем верующие миряне должны быть живыми и деятельными членами Церкви и всеми своими силами и способностями содействовать общему благу и преуспеянию ее.
Поэтому, заключало совещание,
и права их должны быть признаны иерархией во всех делах, касающихся Церкви. Духу Православной Церкви соответствует только совместное, в точно установленных границах, действие в ней иерархии и верующих мирян[309].
О томже писал епископ Могилевский Стефан (Архангельский), призывая к замене коллегиального строя, введенного в XVIII веке,
искони присущим церковной жизни началом соборности, состоящим в широком взаимодействии и живом общении всех членов церковного организма. В частности, в жизни Церкви должно быть отведено место правильно-организованному представительству мирян, которое в древле-соборной Церкви последним всегда принадлежало[310].
Можно, наконец, упомянуть о преосвященном Самарском Константине (Булычеве), строившем свой проект епархиального управления на основе трех начал,
стройное сочетание которых и дает истинно-канонический характер церковному управлению: власть епископа, участие в управлении пресвитеров и вообще клира, участие в управлении мирян[311].
С другой стороны, отдельные преосвященные с принципиальной точки зрения подчеркнуто отстаивали сохранение полноты архиерейской власти. Тот же преосвященный Константин подчеркивал, что
полномочным носителем церковной власти является в своем пределе епископ. Он раздает полномочия на те или другие церковно-правительственные действия – по округам благочинным и по приходам – священникам[312].
С большей или меньшей настойчивостью об этом говорили также преосвященные Оренбургский Иоаким (Левицкий), Полтавский Иоанн (Смирнов), Пермский Никанор (Надеждин), Смоленский Петр (Другов), Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), Тамбовский Иннокентий (Беляев). Какое-либо ограничение власти епископа, писал преосвященный Иоаким, «не может быть полезно для Церкви Божией» и является «посягательством на богодарованные полномочия епископов».
Всякое ослабление власти епископской поведет к ослаблению и церковно-религиозной жизни <…> и скажется первее всего нестроениями в клире и упадком церковной дисциплины[313].
«В лице [епископа] канонически сосредотачивается церковная власть в епархии», где остальные учреждения суть органы этой власти, – замечал епископ Иоанн[314]. Мнения остальных упомянутых иерархов созвучны:
[Епископ] по высшему уполномочию Самого Основателя христианской религии и как преемник апостольской власти, имел всю полноту духовной власти, власть управлять, священнодействовать и судить[315] (преосвященный Никанор).
Епархиальная Церковь возглавляется архиереем, которому вверены людие Еосподни, и он воздаст ответ о душах их; без епископа пресвитеры и диаконы ничего не совершают, а епископы имеют власть над церковным имением[316] (преосвященный Петр).
Епископ есть преемник апостольского служения в пределах епархии и представитель божественного назначения Церкви – с одной стороны, а с другой – правитель и представитель своей паствы, т. е. православного населения епархии, долженствующего быть организованным в благоустроенное общество, как тело Христово. Он – средоточие епархии, как святитель и как правитель церковный, а потому он есть председатель всех епархиальных учреждений, с правом замещения себя священнослужителями епископского (викариями) или пресвитерского сана[317] (митрополит Антоний).
Центр епархиального управления и суда – епископ