Нет ни бюстгальтера, ни штанишек,
Кого копируете? Марию Мнишек?
Леди Хамильтон? Куртизанок Рима?
Краля, вы думаете, что вы – Прима?
А вы – совсем наоборот,
Как в банке заформалиненный урод.
У вас даже не голова, а курдюк.
Я бы предпочел бурдюк,
Пусть даже пустой,
не наполненный вином.
Мне бы вас не увидеть сном, —
испугаюсь, краля!
Краля, из какого же вы кораля
В моей… действительности?

№ 4

Деньги вы, деньги!
Проклятые деньги!
Кто-то скупает бронзу и бренди,
Кто-то – путевки в Рио и в Кению…
Ах, деньги вы, деньги,
Проклятые деньги!
Аккредитивов в руках не держал я,
Подпись в кредитках не ставил державно,
Не настригал режиссерских купонов
Прибылью кинопрокатных законов.
Только,
болтаясь с копейкой в кармане,
Меря метры вдоль линий трамвайных
(дней неухоженных, книг недокупленных,
счастий непрожитых, губ недолюбленных),
Крою матросом, привязанным к стеньге:
Ах, мать вашу, деньги!
             Проклятые деньги!

Резюме

Я грустный сегодня, простите, грустный.
Стихов не сделаешь из пустоты.
Затек в кривое мутное русло
Пустых страстей, бед, суеты,
Теку по ветру комочком пуха,
Куда потянет, туда и тянусь.
Слова тягучие шепчет в ухо
Моя славянски-синяя грусть.
Колышусь безвольный, как римская тога:
О чем-то мечталось, чего-то не смог,
А где-то под пылью заждалась дорога
Моих привычных к дорогам ног.
Я грустный сегодня, простите, грустный,
Виском больным приложусь к стене
И слышу, как город играет на гуслях,
Тихо и жалобно…
             Обо мне?..

Постановка вопроса

Мы – мальчишки на мотоциклах,
Скорость двинувшие вперед,
Мы, летящие в сферах цирков
Обывателю поперек,
Мы, в пыли одиозных строек,
В масле блюмингов и станков, —
Пусть испачкаемся – отмоемся
Резкой строчкой своих стихов.
Мы, считающие мезоны
И состав полимерных масс,
Мы – в безвестных режимных зонах,
Мы, неспетые, что – без нас?
Галактические скопления
Нам отыскивать в сентябрях,
Отрывать по листочку от времени,
Дважды тысячного календаря.
Мы – насмешливые хулители,
Резонеры и сорванцы,
Несозревшие, но мыслители,
Сыновья, но уже – отцы,
Не провидцы и не пройдохи,
С ожиданьем распахнутых глаз,
Мы, живущие, как на вздохе,
Мы – неспетые, что – без нас?
Мы – ваятели, мы – воители,
Пусть не выношенные, но умы,
Тридцатилетние обвинители,
Тридцатилетние обольстители,
Тридцатилетние руководители,
И мечтатели…
             Кто же – мы?

5. Кто же мы, или Портрет одиночества в интерьере большого города

* * *
Тишина, тупая тишина.
В ухо молотком стучит будильник.
Комната: три стенки, два окна, —
Крупногабаритный холодильник.
Черное стекло ползет слезой,
Дождь по крышам и аллеям косит.
Мокрой обезлистевшей лозой
По пустым бульварам свищет осень.
Телевизор, бледный глупый глаз,
Отключен, чтоб не гудел эфиром.
В этих стенах не хватает Вас,
Женщина неведомого мира.
А без Вас – ни света, ни пути,
И живешь какой-то мыслью задней.
Это значит – годы к тридцати,
День прошел, и измотался за день.
Это значит, – куришь до утра,
В семь встаешь, к постели тянет в восемь…
Осень, – трижды клятая пора,
Голая по крышам бродит осень.
* * *
Одиночество до боли…
Кажется, что в чистом поле
Дом стоит – дубовый лес,
И в камине пьяный бес
Плещет, мечется, резвится,
Камни лижет, жрет страницы
Дней, сожженных у него.
Вьюга снегом бьет в окно,
Воет, стены обметает,
Ставни рвет, собак пугает,
И цыганка молодая,
Ожерельями играя,
На ковре у ног моих,
Словно верный дог, лежит.
И ко мне приходят гости,
Пьют вино, играют в кости,
Мечут карты на сукне…
Только это все – во сне,
Только это все – мечты.
Где-то, как-то ходишь Ты.
Наяву пустые стены
Кровь морозят в теплых венах,
В белых хлопьях снег висит,
За окном фонарь горит.
Голо, холодно, уныло,
Пахнет супом, кошкой, мылом,