– Билли, не стреляй, это свои.

– Своих в овраге ёжики доедают, – ответил клон старинной поговоркой неизвестного происхождения. – Чего припёрся?

– Я по делу. По очень важному делу. Ты пароль от регенерационной капсулы не подскажешь? Очень нужно. Даже не представляешь, насколько нужно. Можно сказать, вопрос жизни и смерти.

– Чьей смерти, Юджин?

– Не называй меня этим уродским именем! – оскалился енот. – Неужели не могли придумать что-нибудь поприличнее?

Клон пожал плечами:

– Я-то тут при чём? Как у профессора записано, так и называю. Там вообще было «Модель Юджин ЕМ» и дальше двенадцатизначный код. Если хочешь, могу показать. Нужно?

– Нет, спасибо. И называй меня Гошей, мне так больше нравится.

– Странное имя.

– Ничего странного. Ещё можно звать Георгием, но для твоих мозгов это будет слишком сложно. Одну мысль в голове удержать не можешь, а тут целых два имени. Закипят мозги, а потом усохнут.

– Какую мысль?

– Про регенерационную капсулу.

– Вот чёрт… Сержант живой?

– Пока да, но если будешь и дальше сопли жевать, то он быстро окочурится. А страховку, между прочим, из твоей зарплаты вычитать будут. Триста пятьдесят лет по двадцать пять процентов.

– Я столько не проживу, – отмахнулся Билли-второй, но тут же спохватился. – Задница… бежим к сержанту! Где он?

Теперь настала очередь енота пожать плечами:

– Где-то прячется.

Спустя четыре дня выбравшийся из регенерационной капсулы сержант Иеремия Фоснер рассказывал разливающему кукурузный бурбон клону:

– Ты представляешь, Билли, мне никогда не было так страшно, как в этот раз. Такое ощущение, будто нарвался на русскую разведывательно-диверсионную группу. До сих пор волосы на голове дыбом встают.

Клон профессора Дирливангера взглянул на едва проклюнувшуюся после сплошного ожога будущую шевелюру сержанта и уважительно кивнул.

– Тебе приходилось встречаться в бою с русскими, сардж?

Фоснер расплылся в улыбке и отрицательно помотал головой:

– Нет, Билли, мне очень повезло, и я никогда с ними не сталкивался. И со стопроцентной гарантией могу сказать, что таких во всём Содружестве и трёх десятков не наберётся. В этом случае остаться в живых – гораздо больше, чем везение и удача. Но теперь и меня можно смело причислять к категории счастливчиков – твой енот отмороженней личной гвардии императора Михаила.

– Что есть, то есть, – согласился клон, подвигая сержанту стакан с бурбоном. – Только он мне так и не рассказал, что там между вами произошло и каким образом непревзойдённый стрелок оказался в регенерационной капсуле. Между прочим, на твоё лечение ушло столько энергии, что её хватило бы на освещение небольшого города в течение двух с половиной месяцев.

Иеремия Фоснер помрачнел, так как сегодня утром юрист лаборатории подробно и доходчиво объяснил ему, почему в данном случае страховая компания отказалась оплачивать услуги по вытаскиванию сержанта с того света. Страховщики, видите ли, не поверили в способность енота нанести человеку настолько тяжёлые травмы. Укушенный палец или расцарапанное лицо ещё куда ни шло, по их мнению, но ожоги от бластера… сволочи.

– Твой енот тоже сволочь!

– Да я разве спорю? – Билли-второй занюхал бурбон ломтиком острого соевого сыра и сознался: – Хочу потребовать доплату за вредность и опасность работы с ним.

– Разумное требование. – Сержант последовал примеру клона, но на закуску выбрал солёные орешки. – Только, по моему скромному мнению, никакая доплата не заставит меня снова встать против этого чёртова енота с бластером в руке. В следующий раз ведь может не повезти. Ты бы тоже не испытывал судьбу, Билли.