Я стоял с закрытыми глазами и боялся. Сознание рисовало страшные картины. Мне уже казалось, что на самом деле я не в собственной квартире, а в темном дремучем лесу. Я представил себя путником, потерявшим дорогу, без еды, воды, огня и надежды на спасение. Мне захотелось плакать, и я даже почти закричал…

Я открыл глаза.

Я стоял, почти упершись лицом в стену буквально в шаге от двери, ведущей в коридор. Я перевел дыхание.

Пот на лбу исчез также внезапно, как и появился. Я перевел дыхание, а сердце перестало биться так быстро, как оно забилось, едва лишь я представил себя путником в лесу.

Но замолчать – замолчать не так страшно. Как минимум потому, что у тебя остается зрение. Если ты видишь то, что происходит рядом с тобой, то ты можешь ощущать себя в безопасности. Пусть в мнимой, но все же.

Так что я проснулся утром и решил, что буду молчать. И за весь день не сказал ни слова. Я молчал еще несколько дней, и мне стало казаться, что мои зрение и слух обострились. Мне действительно начало казаться, что я стал лучше слышать и, главное, видеть. Не говоря ни слова, я стал обращать внимание на то, чего раньше не замечал. Не отвлекаясь на слова, я вдруг стал слышать то, чего раньше не слышал. И мне это нравилось.

Молчащий человек не представляет интереса. Если человек не может высказать свою мысль, вступить в спор, к чему-то призвать, он выпадает из общества, которое постоянно спорит, излагает и призывает. Молчащий человек – словно пустое место. Он никому не нужен, потому что с него ничего не возможно получить, от него ничего невозможно добиться. Потому что он молчит.

Молчащий человек пугает, потому что никто не знает, что таится в его голове, какие мысли в ней бродят. Потому что никто не знает, что этот человек замышляет. Потому что он молчит и не может словом выдать своих мыслей. А для того, чтобы понимать, о чем человек думает, не слушая его, то есть без слов, нужны особенные способности. Которых ни у кого нет.

Все это я понимаю сейчас. Но тогда мне казалось, что я, решив замолчать и отказавшись от слов, пусть на время, погрузился в другой мир. Это мир был ни лучше и ни хуже того, в котором я жил до того утра, когда решил замолчать. Мир был просто другим, и он мне нравился.

Перестав говорить, я погрузился в мир своих грез и фантазий. Я мог беспрепятственно сочинять что-то, придумывать то, чего на самом деле нет. Я начал новую жизнь – жизнь среди вещей и событий, который не существует. Среди вещей и событий, которых не может быть.

Я молчал полторы недели. И мне это нравилось.

Но никто не смог этого оценить. Потому что я никому не рассказывал. Да меня, собственно, никто ни о чем и не спрашивал.

И тогда я снова начал говорить. Благо, енот у меня уже был.

Первую глупость в своей жизни я сделал значительно позже. Я тогда гостил у дяди – выжившего из ума дяди, который дрессировал муравьев и разговаривал с тараканами. Тараканы его не боялись, муравьи тоже. И он не боялся тараканов и муравьев.

Каждое утро он приходил на кухню, и тараканы освобождали ему тропинку к кухонному столу, лениво расползаясь по углам. Шаркая старыми тапками, он проходил по этой тропинке кухонному столу и говорил – эй, вы. Муравьи на кухонном столе на мгновение замирали, а потом, едва слышно перебирая тонкими ножками, отходили на другую его сторону. На другую сторону кухонного стола. Мой дядя доставал хлеб, резал его тонкими кусками и один кусок обязательно отдавал муравьям. Муравьи приветливо начинали есть.

Тараканы находили еду сами.

Когда я решил погостить у своего дяди, я не знал о наличии в его квартире насекомых. Насекомые не знали обо мне, и нам так было легче. Но все-таки однажды нам пришлось познакомиться. С этого началось мое краткое пребывание у дяди.