Раздосадованный решением своего руководства Бертран отправился в Варшаву, где выразил Лангеру крайнюю обеспокоенность отсутствием прогресса в работе над взломом «Энигмы». Лангер попросил Бертрана проявить побольше терпения и пообещал, что тот будет первым, кто узнает об успехах, достигнутых польскими криптоаналитиками. По словам Лангера, требовалось сначала создать действующий образец «Энигмы», и только после этого можно было приступить собственно к чтению немецких шифровок. В результате Бертран опять уехал из Варшавы ни с чем.

В конце ноября 1932 года Бертран в очередной раз встретился со Шмидтом в бельгийском городе Льеже. На этой встрече Бертран впрямую спросил Шмидта, действительно ли переданные им документы относились к модели «Энигмы», используемой вооруженными силами Германии. По существу, Бертран выразил сомнение в том, что информация, которой Шмидт снабжал французов, стоила тех денег, которые ему платило Второе бюро. В ответ Шмидт вспылил, заявив, что он не мошенник, каким его хочет представить Бертран. Открытой ссоры удалось избежать только благодаря Лемуану, который воздержался от перевода с польского на немецкий язык самых нелестных эпитетов, высказанных Бертраном в адрес Шмидта. Присутствовавший на встрече Перрюш спешно предложил Бертрану перейти в другую комнату, чтобы Лемуан мог успокоить не на шутку разбушевавшегося Шмидта. Примирительный тон Лемуана вкупе с очередными пятью тысячами марок, выданными Шмидту в качестве аванса, возымели на него желаемое успокоительное действие.

Однако деньги, которыми Второе бюро так щедро оплачивало услуги своего агента, вскоре стали представлять серьезную угрозу его безопасности. Дело в том, что Шмидт использовал их для улучшения качества своей жизни. Он сменил поношенную одежду, в которой появился на первой встрече в Вервьерсе, на элегантные костюмы и дорогие рубашки. Летом 1932 года Ганс и его жена Шарлотта совершили путешествие по Чехословакии, длившееся целых шесть недель. Затем они стали завсегдатаями самых фешенебельных швейцарских горнолыжных курортов. Наблюдая за семейной парой Шмидтов, сторонний наблюдатель скорее всего предположил бы, что они унаследовали огромное состояние, которое решили целиком потратить на то, чтобы устроить себе второй медовый месяц. В Берлине же Шмидт больше всего походил на одинокого холостяка, прожигающего жизнь в самых дорогих барах и ресторанах в компании шикарных дам. Во Втором бюро справедливо опасались, что руководство Шмидта может поинтересоваться, откуда у него взялись деньги на все это.

На одной из конспиративных встреч Лемуан посоветовал Шмидту перестать сорить деньгами, рискуя привлечь к себе повышенное внимание. Однако Шмидт не внял совету и затеял переустройство своего дома. Одновременно он приобрел большой завод по производству жира для мыловарен, планируя использовать его в качестве ширмы для оправдания своих доходов. Однако это была весьма дырявая ширма. Шмидт почти не уделял внимания делам завода, да и практикуемые им управленческие методы больше подходили для богадельни, чем для коммерческого предприятия. Так, например, Шмидт продолжал выплачивать рабочим их зарплату в полном объеме даже во время продолжительных отпусков, которые по несколько раз в год предоставлял им.

На помощь Шмидту пришел Лемуан, который придумал, как объяснить, откуда у Шмидта взялись такие большие средства. Якобы Шмидт изобрел прогрессивный метод изготовления мыла и заключил очень выгодный контракт с крупной французской мыловарней, которая обязалась выплачивать процент с доходов, получаемых благодаря использованию этого метода.