Рука Вильчека осторожно прикоснулась к неглубокой ране на правом плече, скорее царапине, нанесенной шпагой противника. Поморщился.

Видит всемогущий бог, этот мерзавец сам добился этого! Сигфрид и его преступный папаша – главный интриган герцогства, погубили отца и ограбили меня. А еще он оскорбил – он должен был умереть, и он нисколько не жалел о случившемся!

Он вдруг понял, что чертовски одинок, и тянется это очень давно, с момента, когда узнал о смерти отца.

Вильчек почувствовал осторожное прикосновение к плечу и оглянулся. Позади стоял Бернард фон Притвиц: голова и аккуратная бородка клинышком его были седы, однако глаза смотрели бодро, а голос мощный, словно у молодого. Это был, наверное, единственный, кому Вильчек до конца доверял – старинный друг отца и его секундант.

– Бегите, молодой человек, – сказал он, – не искушайте бога. Вас спасло чудо, не требуйте двух чудес за один день.

Повелитель Чехии, Силезии и Моравии король Александр Петрович Романов походил на великого отца не только любовью к техническим новинкам, но и крутостью и за шалость дуэли со смертельным исходом не жаловал. Уже несколько лет действовал принятый по инициативе еще его опекуна князя Бориса Петровича Шереметева силезским ландтаком закон, запрещающий под страхом большого тюремного срока дуэли. Но дело было даже не в этом. Отец Фон Хохберга – важная шишка в земельном правительстве – министр финансов и один из вождей «немецкой» партии силезского дворянства и его влияния и возможностей вполне достаточно, чтобы убийца сына не дожил до суда.

Вильчек накинул плащ, поданные его слугой по имени Афанасий – иногда слишком занудным малым. Закутался, спрятав окровавленное плечо.

– Постойте, молодой человек, – остановил фон Притвиц и вытащил кошель, – Я очень любил вашего покойного отца и хотел бы быть полезным его сыну. Полагаю, вы не богаты средствами. Позвольте предложить вам вексель Мастерградского банка. Его принимают без возражений все банки мира. Не обижайте старика!

– Пустяки сударь, я не нуждаюсь в деньгах! – гордо выпрямился Вильчек, всем своим видом показывая, что ни за что не возьмет милостыню. Он, наверное, вызвал на дуэль любого, кто посмел бы предположить, что он не сможет купить Королевский дворец, – Вы и так сделали для меня столько, что я в неоплатном долгу перед вами, но я не нуждаюсь в средствах!

– Горд, как Вильчек! – покачал головой и негромко произнес фон Притвиц, – Вам еще понадобятся деньги, уж поверь старику!

Но молодой человек вновь отказался от помощи. Коротко поклонившись навстречу неприязненным, злым, сочувствующим взглядам, твердой поступью вышел через арку, ведущую на соседнюю улицу. В нем за километр можно было угадать настоящего дворянина.

– Да поможет вам бог, сынок, – перекрестила его спину покрытая пигментными пятнами, но все еще твердая рука фон Притвица. Сына друга, которого он когда-то качал на коленях, он любил почти как собственного.

Через час Вильчек подошел к «господскому» вагону «московской» чугунки – так называли еще непривычные железнодорожные поезда жители славного королевства Чехии, Силезии и Моравии. Силезцы страшно гордились, что через их земли прошла первая в Европе железная дорога, позволявшая на следующий день добраться к прибалтийскому Гданьску. У входа с важным видом стоял пузатый, в роскошной голубой форме, вагоновожатый. Предъявив купленный билет, Вильчек поднялся по железным ступенькам в вагон.

Вильчек вошел в отведенную вагоновожатым невеликую комнату. Кожаный диван с высокой и даже на вид мягкой стенкой у одной стены, напротив окна с бархатными шторами по бокам, столик с незажженной мастерградской лампой, у другой стены шкаф до потолка с дорогой посудой и зеркалом мастерградской работы. Не плохо! Не хуже, чем на русской чугунке, но там лампа электрическая.