Ни отца, ни матери дома не было. И это было совсем нехорошо, потому что Питер вполне мог войти в совершенно «бульдозерное» настроение – если ему придет в голову. И похоже, дело к тому и шло.

– Поверить не могу, что меня в это втянули, – заявил Питер.

– Во что?

– Локк и Демосфен сообща действуют против возвращения Эндера домой.

– Ты просто не обращал внимания, – сказала Валентина. – Демосфен прилагает усилия к тому, чтобы Эндер вернулся сам и вернул Америке ее утраченное величие. А Локк – умеренный примиритель, как всегда пытающийся найти золотую середину. Жалкий миротворец.

– О, да заткнись ты! – рявкнул Питер. – Тебе уже поздно косить под дурочку. Но я понятия не имел, что они собираются превратить этот дурацкий трибунал в грязную кампанию против имени Виггина!

– Понятно, – откликнулась Валентина. – Дело не в Эндере, а в том, что ты не можешь воспользоваться преимуществами Локка, не раскрыв, кто ты есть, – а ты брат Эндера. Сейчас эта информация не больно-то даст тебе развернуться.

– Я смогу что-то сделать, только получив влиятельную должность, – а сейчас сделать это будет куда труднее, потому что Эндер убивал людей.

– Защищаясь.

– Еще будучи малышом.

– Хорошо помню, как ты обещал его убить, – сказала Валентина.

– Я говорил не всерьез.

А вот в этом Валентина сомневалась. Она была единственным человеком, который не поверил во внезапный приступ доброты Питера несколько лет назад, на Рождество. Тогда, по-видимому, Санта-Клаус – или «Юрай Хип»? – обсыпал его порошком альтруизма.

– Я к тому, что Эндер не убивал каждого, кто ему угрожал.

Вот она наконец – вспышка былой ярости. Валентина с приятным удивлением наблюдала, как Питер сражается с нею, берет под контроль.

– Слишком поздно для того, чтобы менять наши позиции по поводу возвращения Эндера, – сказал Питер.

Это прозвучало словно обвинение, будто все это изначально было идеей сестры.

Ну, в каком-то смысле так оно и было. Задумка, но не воплощение: сценарий последнего полностью разработал Питер.

– Но прежде, чем мы позволим раскрыть истинную личность Локка, нам надо будет реабилитировать Эндера. Сделать это будет непросто. Пока я даже не могу решить, кому из нас следует этим заняться. С одной стороны, это будет вполне в духе Демосфена, но никто не поверит в искренность его мотивов. С другой стороны, если Локк выступит за него открыто, тогда впоследствии – когда раскроется, кто я такой, – каждый будет думать, что у меня был личный мотив.

Валентина не допустила ни намека на улыбку, хотя знала – знала уже годы, – что полковнику Граффу и, вполне вероятно, половине командования МФ известны подлинные личности Локка и Демосфена. Они сохраняли эту информацию в тайне, чтобы не скомпрометировать Эндера. Но однажды кто-то наверняка допустит утечку – и совсем не в то время, которое выберет Питер.

– Нет, думаю, нам все же нужно будет вернуть Эндера домой, – сказал Питер. – Но не в Соединенные Штаты – во всяком случае, не под контроль правительства США. Думаю, Локку нужно произнести сочувственную речь о юном герое, который не имел выбора, которого просто использовали.

Питер примирительно заскулил карикатурным «локковским» голосом (используй он его на публике, Локк потерял бы аудиторию в мгновение ока):