Феррари и сам любил с восторгом рассказывать байки о Кампари, и вспоминал, что во время практики перед второй гонкой Mille Miglia в 1928 году они на пару стремительно преодолевали перевал Ратикоза в Апеннинах, как вдруг Феррари почувствовал, что в лицо ему брызжет какая-то теплая жидкость. Он повернулся к Кампари, объявил, что шланг системы охлаждения лопнул, и предложил немедленно остановиться. Кампари проигнорировал его слова и продолжил гнать вперед. Потом Феррари заметил, что загадочная жидкость вытекает из штанины комбинезона Кампари. Пока они, словно ямщики на повозке, входили в пыльный поворот, Феррари указал Кампари на проблему.

Тот признал ее наличие и, перекрикивая шум мотора и свист ветра, озвучил свое объяснение. «Эй, ты же не ждешь, что я остановлюсь на пробном заезде, правда же? Когда разминаешься, приходится ссать в штаны, иначе никак!»

Сделка по приобретению услуг Кампари для Scuderia была заключена на шумном обеде, устроенном великим гонщиком в собственном доме в Сан-Сиро, аристократическом квартале Милана. Феррари с радостью вспоминал тот вечер, отмечая, что Кампари, великолепный повар, готовил местное блюдо с пастой под названием riccioline al sugo, облачившись в полосатую пижаму, сильно напоминавшую те, какие носили итальянские зэки. Завершался вечер громогласным пением Кампари и его жены, дуэтом исполнивших первый акт – да, снова – «Травиаты». Но важнее всего было то, что новоиспеченная Scuderia Ferrari заполучила гонщика с именем, которое могло привлечь впечатляющие суммы «стартовых денег» от самых разных организаторов гонок со стартом сезона 1930 года.

С самого начала было понятно, что базу своей конюшни Феррари разместит в родном городе. С того момента его странствия и необходимость делить внимание между Моденой и Болоньей уступили место оседлости и основательному укреплению в душном, кишащем москитами родном городке. И хотя он никогда всерьез и надолго не покидал Модену – если не считать первых послевоенных лет, когда он искал счастье в Турине и Милане, – в образовании новой Scuderia Феррари увидел триумфальное возвращение домой, в место, обитатели которого – за исключением нескольких энтузиастов автогонок – попросту игнорировали его присутствие. «Моё возвращение [sic] в Модену было своего рода ментальным восстанием, – напишет он позже. – Когда я уезжал, у меня была скромная репутация странного молодого человека, увлеченного машинами и гонками, но лишенного каких-то конкретных талантов и способностей. Мое возвращение в Модену спустя двадцать лет с целью превратить себя из гонщика и организатора команды в мелкого промышленника, ознаменовало собой не только завершение, я бы сказал, почти что биологического цикла. Оно также олицетворяло мою попытку доказать себе и остальным, что двадцать лет [sic] работы с Alfa Romeo я полагался не только на усилия и таланты других людей и что не вся моя репутация была их заслугой.

Энцо Феррари разместил свою временную штаб-квартиру в машиностроительном заводе Gatti на Виа Эмилиа, и без сомнений сделал это с чувством скупого удовлетворения.