Возможно, эффект адаптации к страху проявляется в таком странном на первый взгляд явлении: парашютистами прыжок с парашютной вышки переживается сильнее, чем прыжок из самолета. Вероятно, близость земли в первом случае делает восприятие высоты более конкретным («разве парашют успеет раскрыться, если земля уже так близко?» – очевидно, говорит им подсознание). Поэтому и прыгать боязно, хотя рассудок говорит о полной безопасности.

Пристрастность (субъективность). В зависимости от личностных (вкусов, интересов, нравственных установок, опыта) и темпераментных особенностей людей, а также от ситуации, в которой они находятся, одна и та же причина может вызывать разные эмоции. Опасность у одних вызывает страх, у других – радостное, приподнятое настроение, о котором А. С. Пушкин писал:

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы![8]

Заразительность. Человек, испытывающий ту или иную эмоцию, может невольно передавать свое настроение, переживание другим людям, общающимся с ним. Вследствие этого может возникнуть как всеобщее веселье, так и скука или паника[9]. Не удивительно, что явление эмоционального заражения, или контагиозность, сразу привлекло к себе внимание социальных психологов. Уже в конце XIX века авторы работы о психологии толпы Г. Лебон и Г. Тард (1998) отметили эту особенность эмоций.

Показано, что люди склонны автоматически имитировать экспрессию тех, кому они представлены. Это явление получило название «моторная мимикрия» (Bavelas et al., 1987). Так, увидев идущего нам навстречу знакомого улыбающегося человека, мы тоже начинаем улыбаться. В связи с явлением заразительности преподаватель, сам того не ведая, может передавать свое настроение учащимся, тем самым либо повышая, либо снижая эффективность своей деятельности. Это дает основание некоторым психологам говорить об автоматической эмпатии (Hoffman, 1984; Hsee et al., 1990; Neumann, Strack, 2000).

Социальные психологи по-разному относятся к контагиозности эмоций. Одни говорят о «деинтеллектуализации» толпы, ее эмоциональной лабильности (взлеты и спады ярости и умиления), другие видят в этом свойстве основу коллективистского воспитания человека. Приведу по этому поводу выдержку из работы В. К. Васильева (1998): «Авторами не без брезгливости описывается “заразительность” массовых эмоций. Московичи приводит цитату из Флобера, в которой главный герой обнаруживает на себе действие психического заражения в толпе: “Он трепетал от нахлынувшего чувства безмерной любви и всеобъемлющего, возвышенного умиления, как если бы сердце всего человечества билось в его груди”. Если без предвзятости оценить эту фразу, то она говорит о том, что именно в толпе (сообществе, группе) человек учится возвышаться над мелочными личными интересами, становится способен что-то делать для других людей даже вопреки своему страху, жадности, ленивости. Только чувства, пробуждаемые в группе (группой), ограничивают так называемый животный индивидуализм» (с. 8–9).

Пластичность. Одна и та же по модальности эмоция может переживаться с различными оттенками и даже как эмоция различного знака (приятная или неприятная). Например, страх может переживаться не только негативно, при определенных условиях люди могут получать от него удовольствие, испытывая «острые ощущения».

Удержание в памяти. Еще одним свойством эмоций считается их способность долгое время храниться в памяти. В связи с этим выделяют особый вид памяти – эмоциональный. Устойчивость эмоциональной памяти хорошо выразил русский поэт К. Батюшков: «О, память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной!»