Другой же рукой Эмили держала за поводья Грома, ведя его за собой. Маркус и Лиза уже ждали их у въезда в Капитайбур на кривой дорожке с кое-где видневшимися выбоинами.

Так как отец Маркуса занимал не последнюю должность в герцогстве, они были достаточно богаты для того, чтобы в стойле содержать трёх кобылиц и двух коней. И поскольку лошадей у них было достаточно, Маркус «одолжил» на время поездки светлую кобылку с коричневыми пятнами по бокам, на ушах и носу Лизе, у которой на тот момент не было животных, кроме кур и пары свиней.

Конь Маркуса был ещё совсем молод, как и лошадь, на которой сидела Лиза, и на их фоне Гром казался Эмили непривычно старым. Или, лучше сказать, просто опытным. Ей не хотелось думать, что его время подходит к концу, ведь он ещё мог ходить и бегать. Бегать, к несчастью, недолго, но мог.

– Твой конь развалится по дороге, – произнесла Лиза своим слегка грубым голосом.

– Ничего он не развалится, он ещё всем вам покажет, – ответила ей Эмили и закусила губу. Ей действительно уже не казалось хорошей идеей ехать на старом Громе. Она волновалась за него.

– Нужно было попросить, я бы дал тебе коня, – направив свою лошадь к лошади Эмили, Маркус оказался справа от неё. Лиза ехала с другого бока, и теперь Эмили оказывалась в середине.

– Гром всегда бывает на ярмарках, как же в этот раз без него, верно, мальчик? – похлопав Грома по шее, сказала она с улыбкой. Маркус весело пожал плечами.

Дорога до ярмарки и вправду оказалась длинной. Им необходимо было доехать до Фенсбура, сделать там остановку, а после двинуться дальше, правда там уже было рукой подать до ярмарки, которую организовали неподалёку, там, где сходятся дороги, по которым часто проезжают торговцы, богатые семьи в каретах, а также обычный люд, переезжающий из одного герцогства в другое.

Привал можно было и не делать, а дотерпеть до конца пути, но Грому нужно было время, чтобы передохнуть, да и так или иначе им всем стоило подкрепиться. На голодный желудок на таком масштабном празднестве делать нечего.

Лиза не восприняла эту идею хорошей, добавив, что так они не доедут и к концу ярмарки, что было заметным преувеличением. Но Маркус поддержал Эмили, а потому решение оказалось очевидным.

Они примостились под старыми деревьями, росшими возле дороги. Эмили села поодаль от Маркуса и Лизы и достала из маленького мешочка свою записную книжку, баночку с чернилами и что-то, похожее на кусок тонкой палки с заострённым концом. Так, она принялась вычерчивать непонятные символы на пергаменте.

– Фто ты делаешь? – уплетая сыр и птичье мясо, с набитым ртом спросил Маркус.

– Пишу, – тихо ответила Эмили, сосредоточенно глядя в записную книжку.

– Ты умееф пишать?

– Отец давно научил, я ещё ребёнком была. Пишу с трудом, но что-то выходит, – она улыбнулась.

– И что же ты «пишешь»? – сделав акцент на последнем слове, поинтересовалась Лиза с недоумением. Она смотрела на отчуждённость подруги как-то недоверчиво, как будто ей казалось это крайне странным занятием. Она не умела писать, но и не считала, что ей это нужно в жизни.

– Не знаю, – оторвавшись от своего дела, Эмили подняла глаза на своих друзей и пожала плечами, – но у папы была книга. В ней я видела записи. Каждая строка равнялась одному или половине предложения, но что самое интересное – строки оканчивались словами, которые… как бы, были созвучны друг с другом. Мама говорила, в столице это зовут стихами. Мне хотелось бы найти на ярмарке ещё одну книжку с ними, – мечтательно протянула она.

– И ты тоже пишешь эти самые стихи? – удивлённо спросил Маркус.