– Катька, – живо прервала Кристина саму себя, – Принеси-ка воды. Да, да, да… минеральной.
– Как на них не кричать, ну, хотя бы на Катьку, ведь деревня, глухая деревня она. Зато может держать свой язык за зубами. Они все его держат. Боятся меня: знают – коль разозлят … выгоню всех подряд.
– Ну, а с Машей, что с ней? – Не реагировала уже я на постоянное подчеркивание Кристиной своего превосходства над окружающими ее людьми, не от хорошей жизни зависящими от ее милости. Все равно, все мои возражения были бы безрезультатны, потому что ей очень хотелось хотя бы в чем-то утвердить свою значимость, которую, скорее всего, судя по своему поведению с ней, совершенно игнорировал муж.
– Машка – моя беда. Я согласна все рассказать, хотя, честно сказать, не хотелось бы.
– Говорите, что хочется. Только то, что считаете нужным.
– Ладно, ладно! Не дура! Я все поняла. Моя дочь не от Глеба, хотя он у меня первый муж, но… не первый мужчина. – Она вытащила из кармана халата пачку «Мальборо». – Вы курите?
– Нет.
– Так и думала. Вы – как святоша. И наверно, во всем, – как будто бы злорадствовала Кристина. – А я ей никогда не была. Этим, видимо, всех привлекала. Глеб считает, что я – сексапильная, – ни с того, ни с сего почему-то сообщила она мне и для убедительности, словно невзначай, расстегнула верхнюю пуговицу на своем элегантном халате, оголив кусочек веснушчатой груди.
– Сексапильная? – с удивлением переспросила я, невольно смотря на этот начинающийся стриптиз.
– Сексапильная, – вызывающе повторила она, почему-то обидевшись на меня. – Вам это, видимо, не понять.
– Да, наверное, мне это не угрожает, – не скрывая иронии, тут же бросила я.
– Оттого и ходите по домам, – моментально нашлась Кристина, – а так сами бы деньги плыли в Ваши руки.
– Да Вы просто психолог, Кристина.
– Я житейски умна, а Вы – книжно. Неизвестно еще, что важнее, – никак не успокаивалась она, выпячивая вновь свое самолюбие, готовое обострить наши отношения с ней, но я уже не поддавалась на эти известные мне трюки, стараясь пропустить мимо ушей ее трафаретные шпильки и уколы, отрепетированные, очевидно, на ком-то другом.
– Словом, в юности я нагулялась, – вызывающе обескураживала она меня своей откровенностью. – И мужчины ко мне липли так же, как мухи к липучке. Но я замуж так просто не шла. Не нужны были мне штампы в паспорте. Мне романтика была нужна. Ну, и Машка моя от романтики.
– От романтики?
– Да, романтической связи. В восемнадцать лет нравится каждый, если дарит конфеты и песни поет в твою честь, пускай даже чужие. Был такой кавалер у меня, но как я от него залетела – моментально исчез, испарился. Пришлось Машку родить, так аборта боялась. Да Бог с ним, с тем моим кавалером. Уже все прощено и оплакано. А какая бы участь была у меня, если бы мы тогда расписались: быть примерной женой, как учили все рядом, позабыв о себе, сохраняя семью. Что б я видела в жизни тогда, кроме пьянок да вечных скандалов? Ничего! – как будто бы уговаривала смириться саму себя, безусловно, не с самым приятным воспоминанием из своей прежней жизни Кристина.
– Слава Богу, осталась свободной! Вот и встретила Глеба…
– Катька, Катя, принеси-ка вина, поживее!
– Мне не надо.
– Не пьете вино? Я тогда за Вас выпью сама. Словом, Машку растила без мужа. Помогали немного родители. Нашли хлебное место мне в нашей столовой… – Погруженный в прошлое взгляд Кристины как будто бы действительно видел, что было в те далекие времена. – А потом я решила уехать в Москву, вся в надеждах – а вдруг повезет. Приняли официанткой в кафе. Чаевые и флирт были радостью жизни. Я немного забылась, забыла про все, даже про своего кавалера, хотя клялся он мне, что влюблен.