Но я всё же надеюсь, что этот мир, сделавший из меня раба, недолго сможет наслаждаться моими мучениями, терзающими каждый уголок моей уставшей, измученной, жаждущей покоя душе, которая тяжёлым грузом давит на меня, подталкивая вниз в недолгий свободный полёт.

В этом есть немного иронии. Ведь впервые надев пиджак, в котором я мечтал жить, моя сущность устремляется к смерти.

Лишь мгновение я мог наслаждаться тем чувством, когда чувствуешь себя дороже, потому что на тебе надета по-настоящему дорогая, качественная вещь. Вот ты избавился от своего старого, надоевшего каждой затяжкой, дешёвого костюма и надеваешь новый, тот, на который ты копил, можно сказать, почти всю свою жизнь, и ты становишься другим человеком. Тебя наполняет уверенность, ты знаешь, что ты неотразим. И это наслаждение может прервать только ствол пистолета, приставленный к твоей щеке. И ты понимаешь, что ты всё так же беспомощен и бессмыслен, твоё тело лишь кусок материи, которым заполнен этот мир. В моём же случае вместо пистолета, приставленного к щеке, были несколько секунд свободного падения.

От волнения у меня начала кружиться голова. Я смотрел вниз, прямо в эпицентр ужасающего морского волнения, сотни лет тренировавшегося, разбивая на осколки когда-то нерушимые скалы, ради того, чтобы встретить сегодня своего гостя с распростёртыми объятиями, показать ему все своё мастерство и навсегда завладеть им, не дав ни единого шанса выбраться.

В тот момент, когда стоишь на краю пропасти в ожидании решения прыгнуть, когда твоя жизнь вот-вот будет принесена в бессмысленную жертву самообману, когда понимаешь, что все кончено – секунды, на которые ты никогда не обращал внимания, начинают казаться вечностью. Возможно, я стою на краю моста лишь пару мгновений, но в душе я стою тут уже почти всю жизнь. А шаги, принадлежавшие человеку, идущему ко мне, как будто замедляются, пока совсем не останавливаются, растворяя надежду на спасение в темноте ночи.

Мой пиджак уже мокрый насквозь. То, что совсем недавно стояло на прилавке элитного магазина, наблюдало за сотнями людей, чья судьба изначально была затоптана в грязь, забыта в куче всеобщего потока и брошена погибать в осознании того, что она лишь такая же бесполезная ноша, ничем не отличающаяся от миллиона других брошенных в грязь судеб; то, что совсем недавно было уникальным, чему была дарована высшая судьба, теперь это уникальное создание стало простой вещью, смотрящей вниз навстречу судьбе вместе со своим хозяином и ничем не отличающейся от тех людей, на которых ещё совсем недавно оно презрительно смотрело с прилавка элитного магазина.

Пульс замедляется, и я начинаю понемногу ощущать свои посиневшие от страха ноги. Я пытаюсь прислушаться в надежде снова услышать идущие ко мне шаги, но сквозь резко усилившийся плач дождя я потерпел очередную в своей жизни неудачу.

Я попытался сконцентрироваться, собрать разбежавшиеся от волнения мысли. Мои руки дрожали, вцепившись в задремавшего железного стража, и, наконец, после нескольких попыток, у меня получилось пошевелить недавно онемевшей стопой правой ноги.

Я уже собрался сделать шаг, как вдруг на мое плечо, словно лапа белого медведя, обрушилась чья-то уверенная, знающая жестокость этого мира рука; мои ноги, ослабевшие от недавнего обледенения, слегка подкосились под её тяжестью. Но резко дернувшись в испуге от этого внезапного нападения на мое плечо, я увидел лишь обычную мужскую кисть руки, которую я наблюдал, стоя в очередях, держась за перила автобуса, окуная в воде свои руки после прихода домой. Её казанки были сбиты, а кожа измучена тяжёлой работой в цеху или на фабрике, а может быть от беспощадных ударов, дробящих кость.