Взяв со стола платок, Александр принялся на ходу его завязывать на лице, протискиваясь через Вито, который загородил выход из комнаты.

– Очень незаметный намёк на самого себя, знаешь ли, – тихо пробурчал Нино, глядя в сторону коридора, где Александр и исчез. – Да и без разницы, какой отец, я же не с ним встречаться буду, в конце-то концов.

– Это тебе так только кажется, глупенький Нино. Как только отец прознает, что за его драгоценной дочуркой ухаживает юноша – спокойствие пропадёт бесследно, будто его и не было вовсе. Сам понимаешь, могут и по шее дать, если с дочкой что-то случится. Да даже если и не случится ничего дурного, то никто не отменяет возможности быть побитым кем-то в подворотне по заказу этого самого папаши. Всё-таки отцам много что не нравится в ухажёрах дочерей: голос, происхождение, финансовое положение, внешность… этот список можно продолжать ещё очень долго, но это слишком утомительно, – Вито накинул на плечи пиджак и прислонился к косяку. – Так что лучше каким-нибудь образом завоевать доверие отца или её матушки, если та будет против подобных встреч, а ещё есть неплохой вариант – просто не попадаться ему на глаза, но это совсем неэффективно: вскоре вам всё равно придётся встретиться, а встреча может оказаться полным провалом.

Нино шумно вздохнул, сгрёб все подушки и одеяла, имеющиеся на двух кроватях, и обложился ими со всех сторон для большего удобства.

– Ты говоришь это с таким видом, будто в этом замечательно разбираешься и перевстречался чуть ли не со всеми девушками в Книттельдорфе, – Нино фыркнул, заворачиваясь в одеяло. На удивление, на втором этаже была приятная прохлада, пока на первом стояла изнуряющая жара. – И иди уже к своей Мириам, иди и не сварись в пиджаке.

Вито не стал отвечать на недовольное бурчание младшего брата и лишь махнул рукой в знак недолгого прощания. Удостоверившись, что письмо лежало во внутреннем кармане пиджака, Вито выскользнул из комнаты и спустился на первый этаж. В такое пекло вылезать из дома, а точнее только его второго этажа, не очень хотелось. Но дела беспощадно вытаскивали из дома и даже никакая лень и вредность не могли этому помешать.

Выйдя на улицу, Валенти повернул направо и стал неспешно обходить прохожих и заигравшихся детишек, изредка приходилось жаться к стенам домов, когда мимо проезжали машины. Конечно, нужно вводить ещё больше налогов и всяких запретов, заниматься какими-то постоянными ненужными реформами, а не ставить указатели и дорожные знаки и делить дорогу на пешеходную и на проезжую части в жилых районах города. Был только один плюс из всего этого, да и то совсем недолговечный, – машин было крайне мало и не приходилось часто жаться при грохоте этих жестянок куда-то к зданиям и вдыхать выхлопы.

Восточный жилой район медленно сменился торговой площадью. На площади было шумно, пыльно и слишком многолюдно, особенно в праздники пройти здесь было непосильной задачей и всегда толпа уносила куда-то в сторону, словно бурным водным потоком. Можно было, конечно, найти здесь что-то полезное и даже по хорошей цене, но пока найдёшь, можно уже сбиться с ног и махнуть на всё рукой, в самом крайнем случае – можно было купить кучу ненужных вещей, стоящих здесь в три раза дороже. Так что для Валенти торговая площадь была точкой отсчёта, куда и сколько нужно потом идти, здесь просчитывать путь было удобно за счёт самой площади и её ответвлений.

Молодому человеку удалось добраться до какого-то здания и отделиться от толпы, чтобы осмотреться. Нужно было найти дорогу, ведущую к промышленному кварталу, миновать заводы и пойти к небольшому жилому району, где жили рабочие со своими семьями, ну и квартиросъёмщики. Там были одни из самых дешёвых квартир в городе: воздух загрязнённый и тяжёлый, квартирки микроскопичные, транспорта, кроме грузовиков, там не было.