В гостиной же всегда спали две дежурные фрейлины на случай, если венценосной мне вдруг что-то срочно понадобится среди ночи и Жанетта не сможет мне в этом помочь. А вообще мои помощницы жили в отдельной комнате неподалёку от моих покоев.

Из воспоминаний меня вырвал чей-то пронзительный крик и последовавшее за ним улюлюканье: толпа возбудилась пуще прежнего. Роберт наклонился ко мне поближе и горячо зашептал на ухо:

- Сейчас выведут колдунов. Тебе сказали кто они? - и столько в глазах жажды поделиться со мной всеми подробностями, что я, обречённо вздохнув, отрицательно качнула головой.

- Нет, ты же знаешь, я не люблю кровавые истории.

- Да знаю я, Лои, - он привычно сократил моё имя, и придвинулся ко мне ещё ближе, чтобы прошептать, - но там ничего кровавого и не было. Они никого не убили. Их просто уличили в колдовстве. Это муж и жена. Он кузнец, она булочница. Обоим подвластен огонь, если бы не это, то их бы сожгли, как и всех колдунов. В связи с этим главным клириком были назначены именно эти виды казни: кузнеца утопят вон в той большой бочке, а булочницу повесят.

- Роберт, - я повернулась к брату и посмотрела в такие же синие, как и мои, глаза, - почему его утопят, а её повесят? Какой смысл?

- Просто так, я полагаю, для зрелищности. Простой люд любит разнообразие в казнях, только никто не сможет увидеть его мучений под водой, к сожалению, - печально добавил тот, пожал плечами и отодвинулся, - начинается, смотри, вон их ведут.

Роберт не был плохим, он был просто воспитан в этой среде. И с этим я ничего не могла сделать. Повернув голову, посмотрела в просвет, образованный людским морем. По нему шли мужчина и женщина, в лохмотьях, босоногие, но смотрящие на всех вокруг с достоинством.

- Как церковники поняли, что они колдуют? - спросила я тихо Роберта и незамедлительно получила ответ.

- Донесли соседи, что видели, как кузнец руками трогает огонь и пользуется его силой, чтобы выковать меч ровнее. Он был одним из лучших кузнецов столицы.

А я подумала, что людская зависть не знает границ.

Как спасти этих двоих?

Покосившись на Епископа, сидевшего в соседней ложе, я чуть поморщилась. Худой, до скелетообразного состояния, главный церковник до икоты пугал меня. Было в нём что-то отталкивающее. Рядом с ним пристроился высокомерный главный клирик (не менее жуткий тип с прозрачными, почти белыми глазами, вот уж кто похож на злого колдуна так это точно он) и священник местного собора, который из всей этой благочестивой троицы оставлял наиболее приятное впечатление.

Оторвав взгляд от священников, снова посмотрела на «колдунов», которые уже взошли на эшафот.

И сразу заметила, что женщина сильно напугана, чрезмерно бледна и держится из последних сил. Мужчина был более собран, ему позволили взять жену за руку и крепко сжать, после чего их развели в разные стороны. Палач деловито откинул крышку бочки и кузнец по приставной лестнице поднялся наверх. Женщину подвели к висящей верёвке, и закрепили её на тонкой шее.

Вдруг супруга кузнеца вскинула голову и повела глазами, словно ища кого-то. А через мгновение наши взгляды встретились и не знаю, что на меня нашло, но я беззвучно прошептала:

"Простите".

И молодая женщина слабо мне улыбнулась. От этого стало так тошно, что выть захотелось.

Сглотнув подступившую к горлу тошноту, опустила голову вниз, делая вид, что поправляю рукав выходного платья.

- Лои, смотри, - азартно шепнул Роберт, - всё самое интересное пропустишь!

Я не послушала совета брата, и не поднимала глаза до самого конца казни.

Но я всё прекрасно слышала. И никогда не забуду тех звуков, что издавала умирающая женщина.