– Где ты этого набрался? В Кембридже? Так вот, Генри Говарда казнили за измену. Я бы на твоем месте не доверяла его мудрости!

– Сегодня день восхождения вашего сиятельного величества на престол, за которое мы вечно будем возносить благодарности Господу.

Архиепископ Уитгифт склонился в поклоне так низко, что заостренный конец его митры нацелился на меня, точно обвиняющий перст.

– Ох, Джон, – вздохнула я. – Прошу вас, поднимитесь.

Он принялся распрямляться, позвонок за позвонком, пока не вытянулся в полный рост, строго глядя на меня. Его новое праздничное облачение, заказанное к грядущим торжествам, было богато украшено золотым шитьем.

– Ваше величество, я не шучу. Слова Книги общих молитв, прославляющие ваше восхождение на престол, ничуть не преувеличение. «Мы возносим Тебе чистосердечные хвалы наши за то, что Ты в несказанной милости своей возвел в этот день рабу твою, нашу верховную владычицу, королеву Елизавету, на престол нашей страны. Да пребудет она всегда в сердцах нашего народа, да будет царствование ее долгим и благополучным».

– Оно оказалось долгим, Джон, оно оказалось долгим, и кто мог бы такое предвидеть. Что же до благополучия, для небольшого острова, на котором нет золота, дела у нас идут не так уж и плохо. Мое золото – мой народ. В молитве все говорится правильно, я хочу владеть этим золотом вечно. А поскольку его не привозят к нам на кораблях, испанцы не могут украсть его, как то, другое золото.

– И тем не менее испанцы украдут у вас эту любовь, если смогут, – предостерег он.

– Чтобы сохранить любовь моих подданных, нельзя воспринимать ее как должное, – сказала я. – Но завтра, как велит обычай, вы будете служить благодарственный молебен в честь моего восхождения на престол и читать эту самую молитву в соборе Cвятого Павла. И колокола будут звонить, как звонят каждый год, и с крыши собора будут звучать трубы и рожки, а из Тауэра – грохотать пушки, и по всей Англии люди будут жечь костры и праздновать. Вы же придете сюда, в Уайтхолл, посмотреть турнир? Он обещает быть зрелищнее, чем когда-либо.

– Я нахожу турниры слишком… языческими, – сказал он.

– О, язычество тут точно ни при чем. Даже король Артур устраивал рыцарские состязания, а ведь он был наихристианнейшим королем.

– Я имею в виду пышность, тщеславие, бахвальство, – покачал головой архиепископ. – «Ибо нищих…»

– «…всегда имеете с собою»[7], – закончила я за него. – Даже Иисус сказал: «И когда захотите, можете им благотворить. Но только не в день восхождения на престол».

– По-моему, Он такого не говорил, ваше величество.

– Что? – рассмеялась я. – Вы хотите сказать, что Христос не соблюдал день моего восхождения на престол?

Он нахмурился, не в состоянии подыграть моей шутке. Чопорность и холодность Уитгифта сделали его непопулярным. Его богословие меня устраивало, но какой же он был угрюмец.

– В любом случае, – заметила я, – ваш собственный наряд настолько ослепителен, что Эссекс рядом с вами безнадежно бы померк. Он был бы безутешен. Некоторые даже обвинили бы в тщеславии и бахвальстве вас – совершенно, разумеется, несправедливо.

Еще одно больное место. Парадные ризы Уитгифта снискали ему прозвище Папа, к тому же он любил ходить в сопровождении свиты. Но мне нравилось, когда мое духовенство выглядело как духовенство, а мои священники – как священники. Если из-за этого я становилась в чьих-то глазах паписткой, так тому и быть. К несчастью, это лишь злило носивших мирскую одежду пуритан и дразнило криптокатоликов.

Привести в равновесие две эти соперничающие партии было практически невозможно. Единственная из всех протестантских конфессий, англиканская церковь была рождена королевским указом, а не народным движением. Когда мой отец порвал с Римом, он не стал порывать с ее глубоко укоренившимся консерватизмом в обрядах и церемониях, сохранив таким образом множество старых католических обычаев. Это тесное переплетение внутреннего протестантского богословия и внешнего католического облачения выглядело очень странно. Большая часть моего правления прошла под знаком постоянного противоборства течений внутри церкви. Будучи главой англиканской церкви, я удерживала их в узде, однако это было нелегко. Компромисс, на который я пошла в самом начале моего правления, удовлетворил не всех.