Знамена печально и безнадежно поникли на своих древках, точно безмолвно вопрошая, что сталось с их кораблями.

Я восседала рядом с кафедрой. Епископ Солсберийский произнес проповедь, затем я обратилась к моим подданным с небольшой речью. За это время сказано было уже столько слов, что оставалось лишь повторять самые главные: слова благодарности. Чудо. Смирение. Радость. Затем я сделала хористам знак запевать песнь, которую я сложила в честь побед над армадой. О них уже написало множество куда более даровитых поэтов, нежели я, однако слова королевы что-то да значили. Мальчики и мужчины встали и в унисон затянули своими ангельскими голосами:

На медалях в честь победы над армадой я велела выбить девиз «Господь подул, и они рассеялись». Ведь Он действительно подул, и они действительно рассеялись.

После церемонии я в обществе небольшой компании самых близких друзей поужинала в доме епископа, и в Сомерсет-хаус мы вернулись уже затемно в сопровождении процессии факельщиков. Они благополучно проводили нас до дома, и на сем этот необыкновенный день завершился.

После этого осталось сделать лишь еще одно дело, чтобы увековечить нашу победу. Я заказала написать свой портрет, на котором была бы изображена на фоне двух флотов. Наш плыл по безмятежному морю, в то время как испанцев бурные воды несли на скалы. Для этого портрета я позировала в ожерелье из шести сотен жемчужин, которое Лестер отписал мне в своем завещании. Таким образом, я навеки запечатлела его память, одновременно почтив его вклад в нашу победу.

– Дамы, идемте! – кликнула я своих фрейлин, как только два объемистых ящика внесли в караулку. – Нам кое-что прислали из страны, где всегда светит солнце, дабы внести немного яркости в этот пасмурный день.

Неожиданные подарки от султана Османской империи Мурада III очень меня порадовали.

Мы с султаном Мурадом на протяжении многих лет искали подходы друг к другу. Уолсингем надеялся, что нам удастся заключить с ним союз против Испании, и хотя на это султан не пошел, поздравления по случаю победы над армадой я от него получила. Мы с ним обменялись некоторым количеством восторженных писем, и я послала ему в подарок английских бульдогов и бладхаундов. И вот теперь он прислал нам что-то в ответ.

Марджори подозрительно покосилась на ящики:

– Они такие большие, что туда вполне может поместиться животное, притом крупное.

– Очень сомневаюсь, что там верблюд, – сказала я. – Меня порадовал бы арабский скакун, но я уверена, что и его там не окажется.

В ящиках лежали кули с какими-то черными бобами, коробки с цветными студенистыми квадратиками и мешки со специями. Некоторые я узнала: кардамон, куркуму, листья гибискуса, шафран. Другие были мне незнакомы. Кроме того, там были сушеные смородина, абрикосы, финики и фиги. В вышитой сумке обнаружились невесомые платки всех цветов радуги, а в деревянных ларцах оказались два блестящих булатных ятагана. Но самым роскошным из всех даров стал скатанный в рулон огромный ковер, который лежал на дне одного из ящиков. Когда мы его развернули, нашим восхищенным взорам предстал затейливый многоцветный узор.