Это такой отдаленный уголок мира; чтобы добраться сюда, требуется энергия незаурядная, поэтому я избавлена от случайных посетителей, а люди, которых я люблю, или люди, которые любят меня, – что по большей части одно и то же, – не смущаются тем, что им приходится путешествовать сначала поездом, потом на лошадях. Одно из многих преимуществ моего бытия – то, что у нас только один сосед. Если уж суждено иметь соседей, то одна из милостей – их малое количество, ибо как, скажите, можно жить своей жизнью, читать, мечтать с удовольствием, если в любую минуту к вам может кто-то нагрянуть, чтобы поболтать? К тому же всегда остается вероятность, что либо вы сами, либо «забежавший на огонек» ляпнет что-нибудь, что говорить не следовало, а я испытываю поистине священный ужас перед сплетнями и оговорами. Женский язык – смертельное оружие, его труднее всего сдерживать, с него с легкостью слетают самые оскорбительные вещи, и как раз в тот момент, когда лучше было бы промолчать. В таких случаях единственное спасение – невозмутимо говорить о кухарках и детях и молиться, чтобы визит не затягивался, потому что если гостья засидится – вы погибли. Я пришла к выводу, что лучшая тема – кухарки, потому что, заслышав это слово, оживляются даже самые флегматичные: у всех нас имеется опыт по этой части, как счастливый, так и мучительный.

К счастью, наш сосед и его жена – люди занятые и приятные: они заняты целым выводком белобрысых детишек и делами большого поместья. Наши отношения строятся просто. Я раз в год наношу ей визит, через две недели она наносит мне ответный; они приглашают нас на ужин летом, мы приглашаем их на ужин зимой. Придерживаясь такого правила, мы избегаем опасностей близкой дружбы, которая на самом деле то же самое, что частые ссоры. Она – образец того, какой должна быть немецкая сельская леди, она не только мила, но энергична и практична, и такая комбинация, должна сказать, весьма эффективна. Она встает с рассветом, чтобы приглядеть, накормлена ли скотина, сбивается ли масло, отправляют ли на продажу молоко – пока другие еще крепко спят, она уже успевает переделать кучу дел, а когда лентяи еще только приступают к завтраку, она уже едет в запряженной пони коляске на дальние фермы, чтобы оценить работу «мамзелей» – так здесь называют старших женщин на ферме, заглянуть в каждый уголок, поднять крышки над всеми горшками, пересчитать все снесенные курами яйца и по необходимости надрать уши нерадивой молочнице. Закон позволяет нам применять к слугам «легкие телесные наказания», при этом суть понятия «легкие» определяется исключительно личным вкусом, и моя соседка, судя по тому, как она об этом говорит, с удовольствием пользуется этой привилегией. Я бы многое отдала за то, чтобы подглядеть, как эта неустрашимая маленькая леди, пылая праведным гневом, становится на цыпочки, чтобы надрать уши какой-нибудь рослой девице, достаточно мощной, чтобы попросту перекусить хозяйку.

Приготовление высококачественных сыра, масла и колбас требует умственных усилий и, по моему разумению, представляет собой достойную восхищения сферу деятельности, полностью зависящую от того, насколько быстр и подвижен ум того, кто ею занимается. То, что моя соседка – женщина умная, заметно сразу по тому, как блестят ее глаза, от взора которых ничто не скроется, и этот ее умный взгляд становится тем симпатичнее, что пользуется она им с благими целями. В округе она признанный авторитет по части изготовления колбас, ухода за телятами и убоя свиней, и несмотря на ее многочисленные обязанности и на то, что она каждый день долгие часы проводит вне дома, ее дети – образец здоровья и аккуратности, какими и следует быть немецким детишкам с белокурыми хвостиками, бесстрашными глазками и толстенькими ножками. Кто сказал, что такая жизнь низменна, убога и недостойна интеллектуальных усилий? Я заявляю, что по мне – это прекрасная жизнь, полная полезного труда на свежем воздухе, жизнь, в которой не остается места для бесплодного уныния и скуки, для размышлений о том, чем бы таким еще заняться, отчего вокруг красивых женских глазок появляются морщины, а от морщин не застрахованы даже самые блистательные из женщин. Но сколько бы я ни восхищалась соседкой, не думаю, что когда-либо последую ее примеру, ибо в число моих талантов не входит способность к энергичным и, последовательным действиям: скорее, таланты эти того рода, что заставляют обладателей постыдно блуждать с томиком стихов там, где лютики цветут, и сидя на поваленном дереве возле ручейка, забывать обо всем, кроме зеленых пажитей и тихих вод да ветерка, те пажити бодрящего. И я чувствую себя совершенно ни на что не годной при мысли об ушах столь непокорных, что их приходится трепать.