– Эх, милая моя девочка, люд трудится, батрачит, то тут, то там, в мастерские их не берут, ибо грамоте не обучены, вот народ и перебивается случайными подработками в холодную пору, и пашет в полях всё остальное время.

– Разве нельзя построить школы? – прижав ладони в рукавицах кустарного производства, покачала головой я.

– Ой, маленькая ты исчо, – устало вздохнула Гарра, – да кому мы потребны?

Её вопрос повис в воздухе: поскольку кричать, что эти люди нужны своей стране, было как минимум глупо. Свои мысли я придержала при себе: ведь счастливые, здоровые граждане равно процветающее сильное государство. Но меня занесло в какие-то тёмные времена, где человеческая жизнь, если ты простолюдин, совсем не ценится.

Через некоторое время лошадка потрусила чуточку бодрее, а это значило, что мы поднялись и дорога выровнялась. Животинке стало гораздо легче тащить нас по ровной, широкой улице.

– Мы живём во второй части нижнего города, сейчас мы въехали в первую половину, – прокомментировала Гарра, а мне подумалось, что градация весьма интересная, – тут всё лучше, чем там, – и женщина махнула рукой назад, в ту сторону, откуда мы выехали.

Но я и сама заметила, что многое стало иначе. Во-первых, чище, нарды опрятнее, лица не такие голодные и измождённые. Во-вторых, дома аккуратнее, чаще в два этажа, нижний из которых был отдан под какую-нибудь лавку: булочная, с вывеской в виде кренделя, сапожная, различные ателье и многое другое.

– Заметила поди, тут обитают ремесленники, наверху живут, внизу торгуют. Таверны здесь с отвратным пойлом, но цены доступные для бедняков. И чем дальше мы будем ехать, тем лучше станут дома и качество товаров в лавках. И пиво вкуснее.

Говор Гарры отчего-то вдруг преобразился в плавную речь без привычных коверканий, я даже заслушалась. А ещё она неплохо рассказывала о людях вокруг и интересных зданиях, отданных под какое-нибудь производство.

– Это крытый рынок, – огорошила она меня, – Новый градоправитель, лестер Холстен, первым делом выкупил это большое здание, где раньше была скотобойня, поставил лавки и теперь тут каждый, кто хочет, может продать всё, что ему не жалко. В основном это сделано для людей из бедняцкого района. Тут с утра страшная очередь, многие хотят чуток подзаработать, кто носки вязаные несёт, кто пироги, а кто-то и вовсе рыбу тащит.

– Всё-таки хоть кто-то заботится о простых смертных, – заметила я.

– Лестер Холстен менее года живёт в Эльме, но да, он оказался правителем много лучше предыдущих. Кроме любви к красивым дамам, мне его более не в чем упрекнуть, – кивнула женщина.

Крытый рынок находился на самой границе между нижним городом и срединным. Дальше Гарра подстегнула коняшку и она побежала чуточку быстрее. Солнце неотвратимо клонилось к закату, а опоздать нам никак нельзя.

В этой части города также хватало мастерских и торговых точек, но даже люди выглядели иначе: одевались лучше, богаче, улыбались и смеялись, праздно прогуливаясь по деревянному тротуару. Дороги стали мощёными. Мусора немного, и никакой живности, гуляющей туда-сюда, как в предыдущей части города.

Эльм оказался большим, хоть Гарра и называла его провинциальным.

А вот верхний город меня впечатлил: особняки, огороженные высокими каменными заборами, минимум лавок и мастерских, район для зажиточных горожан. И на въезде в него, прямо на границе Срединного и Верхнего частей стояло трёхэтажное большое здание из серого грубого камня.

– Приехали, притормаживая коня, объявила Гарра и первая спрыгнула на землю.

А я смотрела на строение и даже залюбовалась его красотой, узкими окнами-бойницами со вставленными в них слюдяными пластинками и развевающийся на ветру алый штандарт с изображённым на нём животным, с каким именно рассмотреть так и не получилось.