– Ну не знаю, Коль…

– Да как ты не понимаешь! Сейчас выжить надо! Выжить, а не сломаться и не спиться. Чтобы никакой мерзавец над тобой не глумился, чтобы самому не застрелиться, глядя, как бандюки правят бал! Вон мне вчера сообщили: у нас парень был – спец по Афганистану, знал там всё и вся, на пуштунском говорил… Королём ходил, гоголем, всё у него схвачено было. Так умер он на днях. Никому стал не нужен, заболел, запил. И всё… Так что мой тебе совет: наступи на горло совести. Если хочешь – приказ. До лучших времён. Может, они ещё и наступят… Может, и наступят.

Францев молчал.

– Ну чего ты молчишь? – Николай Иванович смотрел на Францева с отеческим раздражением, как на нерадивого сына. – Я не помогу тебе, пока ты сам не поймёшь, что это жизнь посылает нам испытание. Если ты не выжил, то… ты – говно! – Он явно искал словечко покрепче. – Грош тебе цена, если не выстоишь.

Николай Иванович остановился у окна. Затем повернулся и продолжил с лицом, озарённым новой идеей:

– Послушай, я что подумал. Я сейчас еду на встречу с одним очень неглупым человеком – он философ, политолог, очень образованный, большая умница. Ты же у нас пока безработный, времени – полно, поехали. Посидим, поговорим, пообедаем, а заодно послушаем, что он тебе скажет.

Францеву было всё равно. Он не понимал, как ему дальше действовать, и согласился.

Ехать было недалеко, в первый частный ресторан Москвы времён перестройки – «Кропоткинская, 36». Из-за столика в дальнем углу зала им поднялся навстречу плотный человек лет 50, с добродушным полным лицом. Большой лоб увеличивали глубокие залысины, глаза были умные, проницательные, с искорками юмора. Францеву он сразу понравился.

– Гринько, – представился человек, протягивая пухлую руку. – Вячеслав.

– Францев, Сергей.

– Вот, Вячеслав Саныч, привёл к тебе последнего агностика-романтика на территории постсоветского пространства.

– Отлично представил, – засмеялся философ. – Давайте-ка выпьем для начала, закажем что-то поесть, а потом, друзья, можно и к лирике перейти.

Мгновенно около столика нарисовался официант.

– Что будете пить? Может быть, аперитив? Виски, мартини, джин?

– Единственный спиртной напиток, предназначенный для встречи друзей, – это водка. Все остальные напитки – для одиночества. Так что принесите нам водочки, будьте добры, – попросил новый знакомый.

– «Абсолют», «Финляндия»?

– А «Столичная» есть?

Официант слегка поскучнел, но водка и закуски появились на столе сразу же.

– Ну, давайте! За что пить будем? – спросил Францев. – Как думаешь, Коль?

– Я думаю, так: за идеалы, несмотря на новую жизнь! – не без сарказма сказал Николай Иванович. Мужчины резко опрокинули в себя рюмки. Философ, вытерев салфеткой рот, неожиданно прокомментировал тост:

– Увы, в политике идеалы всегда служат лишь прикрытием для захвата власти и обмана населения. Как у нас и произошло.

– И тем не менее среди нас есть ещё романтики, которые без идеалов никак не могут, – улыбнулся Николай Иванович. – Вот, к примеру, Сергей. Когда жизнь так переменилась, как вписаться новому человеку в новые порядки? А помните, как мощно шла тема: про то, что «так жить нельзя», про то, что «в нашем смехе и наших слезах – пульсация вен, мы ждём перемен»? И как партийные начальники достали всех со своими привилегиями… И что теперь?!

Философ перебил:

– Давайте ещё выпьем, и я вам расскажу одну историю. Про привилегии. Вы же помните, Николай Иванович, я ещё не так давно в ЦК писал речи и аналитику руководству. И у меня там был кабинет, в котором была немаленькая коллекция очень хороших книг по тем временам. Я их там же, в ЦК, и покупал. И вот после провала ГКЧП мне позвонили и предупредили, что к вечеру, скорее всего, демократы пойдут демонтировать Дзержинского. Я – быстрее на Старую площадь, решил хотя бы книги собрать, а то потом вообще в кабинет не пустят. Сижу в кабинете, а на улице шум, гвалт. Это митингующие уже к зданию ЦК пришли, орут внизу под окнами, руками на подъезды показывают… Ну всё, думаю: опять как при Ленине – почту, телеграф, телефон и главный бастион власти брать будут. Собрал две сумки. Решил через третий подъезд не выходить – сразу на площадь попадешь к демонстрантам. Вышел через запасной выход, в переулок. Только шагнул на улицу – и тут меня кто-то огромный и взъерошенный хвать за плечо! И шипит так тихо: