Эльга взяла ее на руки, как котенка. А все растерялись, куда эту несушку теперь пристроить. В дом? Хозяйка будет возражать.

– Надо построить ей загон, – вошел в себя Валерий, снова напустив на себя взрослый строгий вид.

И они с Алеком тут же принялись за дело, хотя строить было не из чего. Они собрали какие-то ветки, тетушки принесли картонки и веревки. Через полчаса загон, похожий на гнездо, был готов. И Эльга – у нее уже затекли руки – поставила туда совершенно ошалевшую курицу. Курица от пережитых событий сразу заснула, и все отправились пить чай на веранду.

Валерий был героем дня. Мина Григорьевна гордилась сыном.

А утром курица сбежала, разломав шаткую постройку. Валерий рванул ее искать, но Эльга остановила его, взяв за руку.

– Постой, яйца растопчешь. Пойдем, поищем ее, только осторожно ступай.

Курица, действительно, отложила два яйца в траву и спряталась в заросшем малиннике. Алек, выбежавший позже, нашел еще одно яйцо и радостно вернулся с добычей, заявив, что он лучший охотник за яйцами. Валерий предложил сначала построить основательный загончик, а потом ловить Кэти.

Валерий серьезно подошел к делу, принес со станции стройматериалы, выкопал ямки под колышки и начал связывать плетень из ивовых веток. Алек помогал ему, но потом ему наскучило, и он убежал искать яйца и курицу. А Эльга помогала Валерию, подавала прутики, держала узлы, иногда касаясь его рукой. Хорошо, что брат убежал.

К вечеру они закончили основательный загончик и даже травы туда накосили. Да только Кэти в загоне нестись перестала, пришлось выпустить свободолюбивую пеструшку на волю. Мальчики по утрам весело охотились за яйцами, возвращаясь к завтраку чумазыми и поцарапанными. Эльза мазала их зеленкой, и они мужественно терпели. А мама радовалась, что не зря купила эту сумасшедшую курицу, каждое утро к завтраку два-три свежих яйца. Это редкость для несушки, не иначе у Кэти брачный период.

Перед отъездом в Москву пеструшку подарили хозяйке. Эльга заплакала: лето кончилось на какой-то незаконченной фразе, ей хотелось еще дожить эту дачную историю.

– Ты почему плачешь? – спросил Валерий перед машиной, в которую грузили подушки, корзины, одеяла, банки с вареньем.

– Курицу жалко, – неожиданно соврала она, – Из нее суп сварят.

– Нет, не сварят, ее еще поймать надо. А когда поймают, дальше продадут.

– Правда?

– Конечно, я тебе обещаю. Она вон какая яйценоская.

Как ему объяснить, что это лето прошло не так беззаботно, как всегда было. Что она стала иной, и все это поняли, как она ни скрывала, и больше не будет, как прежде.

А как будет, она не знает. И что делать, чтобы все было хорошо, тоже не знает.

– А знаешь, мы с тобой приедем в сентябре, когда все в школе определится, и проведаем Кэти, семечки ей привезем. Я скажу об этом хозяйке, и тогда она ее точно пощадит. А если вспомнить, что Кэти все время бегает, то мясо ее жестковато. Так что в суп она не годится, – Валерий пустился в пространные объяснения, веселясь собственному красноречию.

– Да ну тебя, дурак! – пнула она его, и слезы остановились.

***

Дачная жизнь занимала в бабушкиных воспоминаниях главное место. Она точно называла место, год и дату выезда, воспоминались все окружающие дачники и особенности поселка. Даже сорта яблонь, что росли в саду, она помнила – пипин или мельба. Устройство печи в доме и приключения всех друзей. Имена нянь и детские болезни. Привезенные из города продукты и местные деликатесы.

Год маркировался не событиями, не погодой, а дачами. В 35-м отдыхали в Катерево под Истрой, там можно было кататься на лошади, а потом в Жуковке, которая много лет спустя стала пафосным поселком, там вечно горели дома, бабушкин папа помогал тушить, и от перегрева лопнуло стекло его часов – такая мелочь осталась навсегда в памяти. Кстати, как она потом поняла, шла коллективизация, поджогов было много.