Амалия, вечный фрондер, после ареста дяди Миши стала ходить в синагогу, пугая этой выходкой всю семью. На самом деле это она говорила, что ходит, а потом дома донимала всех кошерностью. А сама сидела на солнышке в сквере и читала книжку. Эля ее однажды заметила, когда шла из школы, но подходить не стала, вдруг у тетки какое свидание. И вообще, зачем разрушать ее образ отчаянного бунтаря, когда она так форсит этим. Амалия ее тоже, скорее всего, заметила, потому что вечером затеяла знаменитый ореховый пирог. Все только руками всплеснули, но Амалия гордо извлекла из сумочки орехи, изюм и курагу.

– Будем печь пирог!

Эле тогда позволили раскатать корж и торжественно нарезать еще мягкий пирог на ромбики, а потом сложить в жестяную коробку еще эйнемовского шоколада, чтобы потом брать по два ломтика к чаю. Алек, правда, хватал бесконтрольно, он вечно что-то жевал, оставаясь худой жердью, только в высоту тянулся, каждую осень приходилось новые брюки покупать.

***

Вульфсоны остались на ночь на даче.

А утром Алька с Валерием спозаранку завеялись ловить рыбу, хотя где ее тут ловить, это же надо в Баковку к плотине ехать, а у них один велосипед на двоих. Но они уехали, только к обеду вернулись, гордо предъявили одного ерша и трех плотвичек.

– Коту годятся, – оценила мама Рея их улов.

Кота так и не нашли. Потому некого было угостить их добычей. И мальчики решили готовить настоящую рыбацкую уху. Разожгли костер, но поколов руки ершами, рыбу бросили чистить, положили в кипящую воду, посолили, поперчили.

Мама, сняв пробу, вынесла категорический приговор – не спасти. Мальчики все же, хоть и давясь, съели свою рыбацкую уху вместе с чешуей. Эльге они даже не предложили, хотя она, само собой, отказалась бы.

***

– Она не поняла, что он влюблен и ухаживает? Ведь все ясно, он ее просто дразнил. – спросила я Алека. Он смутился.

– Поняла, конечно, все поняли. Но тогда не было принято, что ли, как сказать, проявлять чувства.

– А как же революционные валькирии с их сексуальной революцией?

– Так это до нашего рождения было, в 20-е, наверное. Я читал об этом.

Тетки застали, потому замуж не вышли, а может, и не потому…

– Так она бы ему писала, роман в письмах всегда завораживает.

– Она и писала. Но он обиделся на нее. И прекратил переписку. За что, не знаю, под влиянием обстоятельств. Она своим неловким вопросом поставила под сомнение его право на собственный путь в жизни. Мы все продолжали «дело» семьи. Это верно, как я сейчас понимаю: ты приходишь в мир, где знают твоих родителей, дядей, тетей, ты не можешь быть хуже, рвешься вперед, растешь. А Валерик вроде как продолжал и вроде как не продолжал. Папа был биолог-полярник, а он решил в моряки. Всю семью напугал. Говорили, что у него хорошо шли языки и математика, а вышло вот так.

***

В субботу с первой электричкой приехал папа. Как всегда привез свежий хлеб и колбасу. Хозяйка, тетя Таня, стала квохтать:

– Ну зачем? Когда все есть.

– Это спецпаек для похода, – смеялся папа, – Мы после чая уходим. Нас ждут приключения и воспитание чувств. Эля, ты со мной? А впрочем, к чему вопросы?! Собирайся.

Мальчиков не позвали, потому она, вздернув голову, побежала надевать удобные парусиновые туфли.

Папа повел ее, как всегда, в долгую прогулку, куда-то за Измалково, к Лукино. По дороге он весело рассказывал о боярах, что поселились здесь сто лет назад, нет, наверное, еще раньше. Колычевы, Шереметевы, Самарины, митрополит Филипп – он же тоже Колычев, потом тут селились их беспутные сыновья, брошенные жены. Голова шла кругом. Тут же жили писатели – Бабель, Серафимович, Ясенский. Откуда папа столько знает?