– Нет Хранителя, нет волшебства, нет Многомирья, – согласился с горечью бригадир Ронз и поднял кружку со вздохом. В ответ на эти слова тяжелая лапа Ваки Элькаша вместе с кружкой резко ударила по столу. Эль выпыхнул из нее и обдал стол и всех сидящих янтарными каплями и пеной.

– Нос кверху! Уши востро! – почти прорычал Вака. – Пока живы законы добрых муфлей, пока мы заодно, никто нам не страшен. Не дело такое трекотать. Утром об том говорила на площади наша почтенная Фло Габинс, и на том завсегда стоять и я буду. Ежели надо, с ней рядом буду стоять. Как дерево арбор!

Дедуша Пасечник одобрительно кивал головой, вытирая разлившийся эль.

Лапки мамуши Фло сами потянулись к кувшину. Она решительно наполнила кружку, сделала жадный глоток и прыснула, словно напиток из кувшина обжег горло. Эль с пеной вновь разлетелись во все стороны, а мамуша Фло закашляла и замахала лапами. Остальные незло рассмеялись.

– Ядреный эль, Вака Элькаш, у тебя, – скорчила гримасу и прижала лапками губы Фло Габинс. – Ох-ох-ох, и хороший эль, но я для своего Фио варила эль покрепче.

– И то верно. Эль нашей Фло покрепче твоего будет, – подмигнул дедуша Пасечник и забрал у храмовницы кружку, продолжая усмехаться беззубым ртом.

В окно постучались, и смех смолк. Муфли тревожно переглянулись: кому-то опять нужна помощь.

Длинное тело Шэма безвольно свисало. Руки, ноги и голова его вскидывались каждый раз, как самец лалани, что нес ведмедя, спотыкался или перепрыгивал очередную ветку, земляной вал либо другое препятствие.

Хомиш и Лапочка, которых следом несла на своей спине прекрасноглазая самочка, встревоженно крутили головами. Муфли глядели по сторонам и вперед в туман, но ни один из них не осмеливался оглянуться. Хоть густое облако, стелящееся по земле, и обещало скрыть их, но страх, что догонят, был больше тумана и много темнее.

Лалани стремительно бежали, как одно целое. Они старались держаться как можно ближе друг к другу. В морды их бил влажный ветер, копыта оставляли глубокие следы в мягкой земле, покрытой тонким снежно-ледовым настом. Сверкающее шерстью и камнями стадо уносило беглецов все дальше от преследующих великантеров, и все ближе к холодной и гремящей на перекатах реке.

Рев воды то приближался, то исчезал.

От душащего страха и безвестности Лапочка прижалась к спине Хомиша и не могла вымолвить ни слова. Хомиш тоже молчал. Уши его стригли воздух и иногда направлялись назад: услышать, далеко ли погоня.

Рваные клочья трепетали в воздухе и ниспадали, волочась по земле, как извилистые хвосты зыбкого облачного чудища.

Наконец туман будто затрещал и сжался непроницаемо плотным, холодным кольцом. Но ни Лапочке, ни Хомишу спокойней не стало. Они дрожали каждой частичкой тела. Афи тоже требушилась под одеждой Хомиша.

– Смирно сиди там. И без того боязно да гадливо, – бранил норну муфель, то и дело прижимая осторожно лапкой полы кафтана.

Афи было не унять. Она трекотала без остановки, запрятавшись за пазухой своего хозяина:

– Что ж там, душечка Хомиш-ш-шек? Что ж? Где мы? Скажи хоть что-то Афи!

Хомиш лишь сильнее прижимал лапкой место, где бились норна и его сердце.

Мощные и гибкие торсы лаланей стали скользкими, одежда и волосы наездников прилипали к телу.

Сквозь сизое марево Хомиш вдруг заметил впереди неясное движение. Кто-то ростом чуть ли не до небес манил их. То ли это было туманным видением, то ли чем-то иным.

Муфель вытянул шею. Исполинская темная фигура расплывалась на горизонте. Ветвистые лапы ее были раскинуты во все стороны, и эти лапы словно хотели либо разорвать, либо обнять. Лалани бежали прямо к темной громадине.