Вл[адыка] очень заботится о предоставлении Логв[ану] возможности роста в самоутверждении, иначе как найдет нужные слова. Все должны уметь говорить и стоять за права Учреждений. Пасик, мне дана задача утвердить понятие Иерархии среди членов; родной мой, помоги мне, ибо, как я уже говорила, сейчас есть тенденция противоставлять твои слова посылаемым указаниям. Логв[ан] трогателен в своих письмах, и Иент[уся] передала мне столько прекрасных поступков. Врожденная деликатность не позволила им отяжелить тебя, но они много прияли за эти годы от Фр[ансис] и Р[адны]. Установление космического права, как называет Вл[адыка], необходимо. Опасна мать Фр[ансис]. Неужели возможно, что брат Фр[ансис] сделан президентом Общ[ества] Друзей Р[ерих] М[узеум][371]? Неужели нельзя было найти более значительное лицо?[372] Мы прочли в газете в заметке о приеме какого-то испанского деятеля. О состоянии Фр[ансис] Вл[адыка] сказал, что Указания, может быть, уже опоздали, ибо самомнение при детском понимании очень вредит делам. Сейчас мы пишем Мод[ре] прекрасные и ободряющие письма, ибо она нуждается в силе вдохновения, но потом придется осторожно поставить ее на место. Встряска ей необходима, ее дух нуждается в этом душе. Иентуся пишет под мою диктовку, ибо я не могу писать на машинке – сердце начинает прыгать и боли в спине под лопатками затрудняют дыхание. Книга «Беспредельность» растет, соединю ее с «Агни Йогой» и «Шамбалой»[373]. Все так переплетено, что, если начать выделять одну «Беспредельность», то она будет лишена души. Очень грозны Указания о надвигающейся планетной катастрофе. Фл[авию] исполнится едва 25 лет, как многие страны перестанут вообще существовать. Грозное время, а люди не хотят понять значение кооперации при надвигающейся катастрофе!

Юх[анчик], держи связь с Учителем, чти великие заветы Россазии – это имя державы, данное Р[оссии] от Сергия. Можешь готовиться к славному походу.

Любимая Радночка, многое нужно сказать, но трудно в письме передать порывы сердца, потому прошу сердцем прислушаться к изложенному. Радночка, сердце мое близко, но суровую истину должна сказать. За этот год письма Радны дали кривую духа, обнаружив болезнь духа, затемнившую ясное понимание пути, начертанного Вл[адыкой], пути, облегченного сокровищем Учения, которое, увы, все еще не живет во многих сердцах, и если слова Учения и повторяются устами, то без понимания смысла и правильного приложения в действиях каждого дня. Не писала раньше, ибо выжидала, чтобы болезнь назрела, и тогда лечение ее легче. Радночка, настал час сурового распятия духа. Отныне все суровые суждения должны быть обращены только на себя, все искания направлены в глубь своих побуждений, все устремления – к искоренению каждого признака самости. За этот год много суждений и Указаний сотрудникам было высказано Вл[адыкой], и мы должны принять их благодарным духом, ибо каждое Указание есть шаг к продвижению, если оно принято к применению в любви и преданности к руководящей Руке, и наше падение, если отвергнуто губительным легкомыслием самомнения. Хочу верить, что Радночка, которая была так мне близка в свой первый приезд, прочтя сердцем и наедине все Указания Вл[адыки], привезенные П[орумой], найдет всю силу мужества распять себя и возродиться обновленной духом.

Теперь, согласно желанию Радны, отвечаю на пункты ее письма от 26 мая.

1. Относительно студии моего имени, конечно, в принципе не могу быть против, но хочу заметить, что если бы это было так дорого ее сердцу, то сердце и чуткость должны были подсказать оповестить меня. Ведь всегда радостно дать радость близкому сердцу, но, должно быть, я умерла в сердце Радны, ибо узнала об этом лишь из репортов школы. Конечно, я раньше обещала свое имя О[яне] и могу сказать словами Радны, подставив лишь другие имена: «Как же я могла знать, о чем О[яна] (Радна) с Вами (Н. К.) говорила относительно студии Вашего (моего) имени». Конечно, немного странно иметь две студии одного имени в одном Учреждении, потому студия О[яны] будет носить имя «Урусвати».