– Шайлоум, – тихо сказала я.

– Шайлоум, – ответила она.

Мы молчали. Было грустно, но я не знала, что сказать, боялась, что она снова воспримет все со свойственной ей в последнее время озлобленностью.

– Мне тебя не хватает, – тихо продолжила я.

Коцумо промолчала.

– Мне правда жаль, что наши точки зрения не совпадают, – снова попыталась я заговорить.

И тут она заплакала. Навзрыд. Я ни разу не видела, чтобы она плакала. В принципе не видела, чтобы люди плакали, если только в детстве и в роликах о прошлой жизни.

Я отложила в сторону свой ужин и обняла подругу, с которой мы делили всю свою скучную размеренную жизнь в Доме Знаний.

– Давай, – я взяла ее за руку, – вставай, идем погуляем и поговорим…

– Но… Совет… Слово…, – сказал она сбивчиво.

Я не хотела идти и слушать это бессмысленное Слово. Но боялась сказать об этом Коцумо, которая кажется готова была поговорить откровенно. Она может снова закрыться от меня, если я скажу что-то враждебное о нашем «идеальном» обществе.

– Если для тебя это важно, пошли послушаем, а после поговорим, – спокойно сказала я.

Она молча кивнула. Я надеялась, что Ирда ушла, не дождавшись меня, иначе это могло также оттолкнуть Коцумо. А мне хотелось поговорить с подругой. Ей было плохо. Мне тоже. Но она страдала. Это было видно. А я нет.

Когда мы прошли половину пути, Коцумо сказала:

– Все-равно опоздали, давай не пойдем.

– Как скажешь, – ответила я, не показывая своего удивления, – давай только не будем активно гулять по территории… Все ведь должны быть в Общем Зале, надо найти тихое место.

– Оранжереи? – предложила Коцумо.

Она знала, что я любила там бывать в детстве, представлять, что это все настоящее, живое, зеленое. Я кивнула.

Хотя нас засекли как минимум три венатора ничего страшного не произошло. Никто не остановил и не окрикнул. Мы вошли в Оранжерею. Там было свежо, и вовсе не сыро, как описывалось в роликах об Оранжереях Старого Мира. Да и с чего бы? Вокруг был просто очень качественный пластик.

Мы сели у небольшого фонтана в центре, прямо на пол. Он всегда весело журчал, в детстве я любила просто этот звук. А сейчас мне казалось, что эта вода может заглушить нас разговор. В том, что вокруг были установлены венаторы, я не сомневалась ни минуты.

Мы молчали, я откусила от безвкусной массы из брикета и молча предложила Коцумо. Она отказалась, качнув головой.

– Магистра Зенуса больше нет, – сказала я. Не знаю почему начала с этого, видимо хотелось говорить что-то нейтральное, но в то же время важное. И страшное…

– Его… убили? – у Коцумо округлились глаза.

– Нет. Перевели в другой город. Так сказал сотрудник НОК.

– Когда ты виделась с сотрудниками НОК? – Коцумо побелела.

– Только что. Поэтому опоздала на ужин.

Она молчала, затем тихо спросила:

– Что они тебе говорили?

– Там был только один, и он особо не говорил, больше меня слушал.

Коцумо удивленно продолжала смотреть на меня.

– Я не знаю, Коцумо, почему они меня не убили до сих, так что не смотри так, – усмехнулась я. Под брикетом с едой, я так и держала в руке коробочку с китайским именем на бумажке. Нужно будет выяснить кто этот человек.

– Я должна шпионить за тобой, – сказала подруга, подтянув колени к груди и обняв их.

– Что?!

– Так мне приказали сотрудники НОК. Давно.

Я в недоумении смотрела на подругу. А затем сказала:

– Из тебя плохой шпион, чтобы хорошо шпионить нужно втереться в доверие к человеку и дружить с ним, а не находиться в противоположном лагере…

Она даже слегка рассмеялась. А затем опустила подбородок на колени и продолжила:

– Так они мне и говорили. Помнишь они со мной разговаривали? Я говорила вам всем, и парням.