Ирина отвернулась к окну и обняла рюкзак двумя руками. На её лице застыла какая-то маска, мне непонятная: вроде ощущаю, что она рада меня видеть, но её внешние действия пытаются противоречить внутренним. Я много читал о психологии поведении человека в своё время, это было необходимо. В среде, в которой мы вырастали, приходилось уметь контролировать свои чувства и видеть чувства твоего собеседника – в напряжённых переговорах, как я их теперь называю, без этого было никак. Первая наша большая фирма имела приличный штат, почти сто человек, и, несмотря на то, что половина из них была, можно сказать, близкие друзья по школе, по институту, как мои, так и брата,, встал один острый вопрос. В коллективе то и дело возникали какие-то конфликты на почве работы и личной неприязни. Приходилось писать инструкции, вырабатывать форму общения. И это в те времена, когда о корпоративной этике ещё мало кто вообще слышал. Да, появились корпоративы, на которых происходило много разборок, особенно после принятия горячительных напитков. Так что практика в общении и в понимании людского поведения у меня была огромная. Я чувствовал, что она чего-то боится либо о чём-то сильно переживает. Её родители, как я помню, уже умерли, может, с братом что?
– А как брат твой поживает?
– Не знаю, мы с ним уже давно не виделись, да и не разговаривали. У него своя жизнь, у меня своя.
Тут я почувствовал сильную обиду её, но на что? Может, муж изверг, может, быть, Толя, едрид-мадрид. Но разговор не хотел завязываться, она сидела, держа свой рюкзак, отвернувшись к окну.
– Слушай, я не буду скрывать своих чувств. Я вижу, ты чем-то сильно обеспокоена. Не могу дать себе ответ, так как меня сейчас переполняют чувства, которые я хочу выразить. Они, возможно, помогут и тебе, и мне. С первой нашей встречи я был тобою покорён. Внутри меня ты разожгла огонь, и все последующие встречи его только усиливали. Я надеюсь, что ты сейчас свободна в отношениях, и хочу с чего-то начать. Давай просто выйдем на остановке и прогуляемся. Я знаю, недалеко тут есть неплохой ресторанчик, посидим, поговорим. И я попробую тебе помочь.
– А ты что такой уверенный в себе тип?! Всем помогаешь?! Всех спасаешь?! – как-то обидно она это произнесла.
– Да я просто говорю, давай посидим, поговорим. Такой день сегодня замечательный, ты не представляешь, сколько всего произошло, но я, наверное, теперь понимаю, к чему всё шло.
– Да, и к чему же? Мы выйдем, поговорим, ты что!? Меня замуж возьмёшь!? И что дальше!? Дети!? Счастливая жизнь!?
– Ну, так я далеко не заглядываю, но почему нет?
– Послушай, я вообще не знаю, кто ты такой. Я была после нашей с тобой встречи в том парке. Ты, вечно уставившись по уши в свои книги, сидел никого не замечал. Я окликнула тебя, но ты меня не узнал, хуже всего, у тебя был взгляд такой, словно мы вообще никогда не виделись. И что мне думать, ты больной какой-то? Или у тебя такие игры свои?! И где ты был, когда меня везли в аул!? И когда сказали, что жить теперь можно только по-новому!? И выбора у меня уже нет. Где ты был? Где все вы были? – она немного прослезилась, но быстро оправилась. – Прости, у меня что-то нервы сегодня шалят, не выспалась, наверное. Я бы с радостью, Константин, приняла ваше предложение, вы тоже мне симпатичны, но не сегодня.
– Лады, спасибо.
– Спасибо-то опять за что?
Я уже не стал отвечать, встал, двинулся в первый вагон, настроение ухудшалось с каждым шагом. Само выражение «спасибо» пошло от старого выражения «спаси Бог», и оно у меня как-то само собой вылетает изо рта. Хорошее выражение, со смыслом. Чего мне сейчас и не хватало понимания смысла всего происходящего. Меня как будто кувалдой припечатали, шёл по вагону, а ноги не двигались. Ситуация задавала тон настроению и хотелось уже выйти из этой чёртовой электрички. До первого вагона, по моим прикидкам, ещё три. Шёл и сам думал: что же всё у меня через одно место, я ли виноват в том, что судьба человека надламывается, и ты не замечаешь, как мог бы помочь? Подставить своё плечо советом, действием. Так ли мы все индивидуальны по своей сути, может, всё-таки мы один организм? А мы, не понимая этого, пытаемся найти что-то в себе индивидуальное, мы хотим, чтоб у нас было всё, не как у всех, при этом не понимая, что рвём нить своей причастности ко всему происходящему. Тем самым не видя, что рядом с нами человек, которому нужна наша помощь, а в поисках своих интересов мы просто становимся бездушными машинами, у которых изначально заложено, как бы только разъехаться. Теперь я понимаю, почему мы на дороге так часто врезаемся – наше сознание так хочет иногда кого-то обнять, что даже не берёт во внимание, что это может стоить самому носителю одинокой души.