– Как мне побороть эту тьму? – спрашивала она.

Однако звезды по-прежнему хранили безразличное молчание.

– Далеко ли может заяц забежать в лес?

Гарри доел злаковый батончик с клубникой и вопросительно посмотрел на нее.

– Только до середины, – ответила Нико, – а дальше он уже выбегает из лесу.

Собака лишь раз взмахнула хвостом; на большее не стоило и рассчитывать.

Сегодняшний завтрак ничем не отличался от вчерашнего: клубничный батончик мюсли и ломтик вяленой крольчатины на каждого. На обед и ужин ждало то же самое.

В семье Нико кровь была предметом легенд. Давних традиций, логики которых она не понимала. Однако родители цеплялись за правила, еще когда мухи только пришли, когда Нико была совсем крохой. По периметру участка вокруг Сельского Дома папа с мамой ставили живоловушки, в которые попадались почти всегда одни кролики, но изредка им доставались и суслики. А вот за пределами участка уже не убивали. Разделывали добычу и свежевали ее в подвале дома.

Может, смысла этих правил Нико и не понимала, однако впитала их.

Не могла заставить себя выйти на охоту.

По счастью, отец собирал ее с умом, экономно: разграбив припасы в подвале, он снабдил дочь только самым легким. Бо́льшую часть сублимированных продуктов даже не тронул – они ведь тяжелые, занимают место в сумке, их надо готовить. Обошлись и без любимых Нико макарон с чили, зато набралось прилично клубничных батончиков мюсли (вкусных) и немало вяленой крольчатины папиного приготовления. Кроме еды в сумку втиснулись фляга с фильтром, спальник, походная подстилка, два непромокаемых пакета с зажигалками, компас, складной нож, запасные носки, аптечка и пакетики молотой корицы. В общем, если беречь еду, следить за рационом, то ее и репеллентов хватит на несколько недель.

Нико сидела, привалившись спиной к стволу дерева, и смаковала крольчатину.

– Какое слово всегда звучит неверно?

Гарри склонил голову набок, как бы говоря: продолжай. Этот взгляд он унаследовал от матери, Гарриет, чья смерть стала бы невыносимой, если бы эти ее почти человеческие глаза не передались сыну. (Про отца Гарри ничего известно не было, да и откуда бы, если Гарриет имела склонность целыми днями пропадать в лесу?)

Гарри было два года: средних размеров, уши торчком и черная шерсть. Как и мать, он был игрив, но не ластился, а кроме обычной собачьей соображалки обладал еще и хорошим чутьем.

– И вот ты такой говоришь: «Не знаю, Нико, а какое?» И я отвечу: «"Неверно"».

На этот раз пес даже хвостом не вильнул.

Нико встала и, присыпав кострище землей, надела куртку. Потом накинула на спину рюкзак и уже хотела двигать дальше, как вдруг, словно из воздуха, появился олень. В то же мгновение повалил снег. Погода с оленем будто ждали друг друга.

Мама часто сетовала на то, как много животных выкосили мухи. Вот бе́лки выжили и кролики – короче, все юркие твари, что умели ютиться в тесных норах. Однажды Нико видела лося: огромный, похожий на мифическое создание, он словно сошел со страниц какой-нибудь книги. Но то было много лет назад.

Сейчас они смотрели на оленя, а он таращился на них в ответ огромными темными глазами, обрамленными белыми кольцами. Время замедлило ход и заскользило плавными рывками, словно одна из тысяч снежинок.

Серовато-бурая шкура. Рога.

– Белохвостый олень, – шепнула Нико.

Это был самец, не то больной, не то подравшийся: рога с одной стороны у него отсутствовали, а задняя нога кровоточила.

Завороженная видом зверя, Нико не сразу уловила, как вдали раздался низкий гул… Появляясь, мухи создавали шум, какого Нико никогда в жизни не слышала. Так, наверное, мог гудеть целый парк поездов, с таким звуком рушился небоскреб где-то в старом городе, а может, именно так налетел ураган из «Волшебника страны Оз»… Но из подвала Сельского Дома было сложно оценивать по шуму, огромен ли рой и близок ли он.