– Извини, Валя, регалии для Хьёи ещё не готовы, – сказала Леренна, когда они подошли к краю кладбища. – Юля торчит у нашего гнома, но нельзя же торопить такого мастера! Как только будет готово, она сразу появится у Тениллы и даст мне знать. А пока я хотела показать тебе самое поэтическое место в Ласимеле, – тарлаонка обвела рукой окрестности. – К сожалению, сейчас зима, но даже зимой здесь очень красиво, согласись?
– Знаешь, в чём-то даже красивее, чем летом, – задумчиво отозвалась Валя. – Очень необычный оттенок у опавшей листвы, а летом же эти деревья просто зелёные? – девушка наклонилась, чтобы рассмотреть листья поближе. – Лера, а это что за растение? – она показала на стебелёк в пене светло-зелёных пушистых листьев, ближе к верхушке которого росли два маленьких то ли цветка, то ли тоже листика, очень похожих на розоватые сердца.
– Арсаун, – улыбнулась тарлаонка. – Наш самый красивый цветок. Сейчас, конечно, он не цветёт, но всё равно красивый, правда? У вирсунских девушек есть такое поверье – чтобы любовь была счастливой, надо перед встречей с возлюбленным непременно положить арсаун на одну могилу на этом кладбище, пойдём покажу, – нужное место оказалось совсем близко.
– А кто здесь похоронен? И что за стихи на надгробии? – Валя вгляделась в строки на каменной плите. – Это ведь стихи, правильно?
– Конечно, – Леренна созерцала надпись, шепча одними губами не то стихи, не то молитву. – Жалко, что ты пока не знаешь тарлаонского – ты ведь тоже поэт, познакомилась бы с нашей поэзией! Хотя нет, это не на современном тарлаонском, а скорее на уосихле. А кто похоронен? Имя неизвестно, есть предание, что он просил не писать на надгробии своё имя – только стихи. Просто поэт – и всё. Стихи, понятно, его. Благословение и одновременно моление всем девушкам… – тарлаонка застыла с мечтательной улыбкой на лице.
– А ты не могла бы перевести на русский, пусть даже дословно, без размера и без рифмы? – заинтересовалась Валя. – Стихи ведь часто так и переводят – сначала переводчик передаёт буквально, потом уже поэт перелагает.
– Попробую, – Леренна достала бумагу и земную шариковую ручку. – Вот это место я не знаю, как перевести, но смысл – «близ Лаонета»… Держи, – закончила она.
– Подожди! – землянка, схватив ручку, начала вдохновенно набрасывать перевод:
Выйдешь в поле ты вечером, душу сжимая,
Мимо кладбища тихого – сердце в пути.
Здесь поэт похоронен, исчадие рая –
Уходя на свиданье, его навести!..8
Она не замечала уже ничего – ни начавшегося дождя с ветром, ни появившейся наконец Юли, которая тоже встала чуть поодаль в молчаливом созерцании. Строки ложились на бумагу будто сами собой:
Нет, он не был титаном, свергающим горы,
Он умел лишь любить, с собою в борьбе.
Пепел стряхивал с душ в чёрно-огненном горе
И, тебя не застав, писал о тебе…
«Опять пепел! Я, такое впечатление, теперь не только Огненная сестра, но и Пепельный поэт – навсегда».
И под деревом, ночью, назовут тебя милой,
И сиянием лунным засветишься ты…
Положи своё сердце ему на могилу –
Как любил он весною смотреть на цветы!
– Валя, а можно я прочитаю вслух? – несмело спросила Юля, и Огненная сестра, молча кивнув, передала ей листок.
«А может быть, получится перевести и на языки других миров?» – подумала Леренна, слушая стихи. – «И прочитать здесь, как Валя? Ормаиль, насколько я помню, тоже пишет стихи… Да, похоже, на этой могиле сегодня зародилась ещё одна традиция нашего ордена».
* * *
Сидевший за рулём машины мужчина молчал всю дорогу до Москвы. Ему не о чем было говорить ни с ёрзавшей на заднем сиденье женщиной, ставшей не просто чужой, а