«Я предлагаю убить отжившие сознания… – пишет она. – Это дзенское понятие, прочитала недавно у Магвай Ринпоче… понимаешь, у них в буддистской философии нет одного сознания… их даже не два… а много больше. По сути, человек, в их понимании, – это такая бабочка. Только у бабочки этой не один кокон, а их там порядка тысячи… понимаешь… и вот: а что, если… мы все сейчас в одном засели и не можем нормально крылья раскрыть?»

«И что ты предлагаешь?»

«Вот ты представь… у тебя пистолет, и ты держишь его в руках… метафорический пистолет, конечно».

«Откуда ты знаешь про пистолет? Ты что, была в моей голове?»

Вы знаете, что такое «синхроничность»? Это такая хрень у Юнга – необъяснимый феномен, когда вещи в твоей жизни происходят синхронно (одновременно у тебя в сознании и в реальном мире). Честно скажу, единственное, что я запомнил из курса возрастной психологии на первом курсе. Так вот, к примеру, ты просыпаешься за секунду до звонка будильника или, допустим, говоришь с кем-то о красном жуке-пожарнике и потом он появляется там, где появиться не мог.

«Ты понимаешь, я хотела просто сказать, что пистолетом может быть путешествие, – говорит Лана. – Ты слышал про монахов Тхеравады. Так они, знаешь, говорят, что новое сознание пробуждается в дороге. У них есть правило: не останавливаться нигде дольше двух дней, не иметь ничего своего – как будто ты потерявшееся древо, которое хочет вернуться в парк Будды, понимаешь? Они говорят, что, когда тебе не на что опереться, ты убиваешь свои старые привычки. И пробуждаешься к новому!»

Я стою в нашем дачном домике. За окном, кажется, весна или лето. В Москве такая погода последние лет десять, что хрен поймешь… ну вы знаете, глобальное потепление, микропластик в снегах Антарктиды и все дела.

Так вот, я вижу, как солнце пробивается через окно. Такое оно желтовато-молочное, предвечернее. Со вкусом чая. И пахнет еще еловыми шишками. Все вроде бы идеально. За исключением одного.

У меня в руке пистолет.

И самое интересное, что в своем сне я знаю, как его собрать и как разобрать. Хотя в жизни не держал оружия.

Я не хочу никого убивать. Но почему тогда он у меня в руках? Я должен выстрелить в себя? Что за хрень! Я не могу. И не хочу. И тогда я начинаю разбирать пистолет. Я извлекаю магазин. Я вижу патроны. И считаю. Их ровно девять. Снова вставляю магазин. Отвожу затвор и привожу пистолет в боевое состояние. Но он так и лежит у меня в руках. И я так и не знаю, что с ним делать. И мне стыдно и страшно.

– Ох, а вот это очень интересно, – слышу я чей-то голос. Он доносится как будто с другой стороны занавеса. А я словно на сцене в школьной постановке. – Кажется, мы нашли источник тревоги.

– Что? – спрашиваю я, сжимая пистолет сильнее. Я хочу нажать на спусковой крючок, но не решаюсь.

– Пистолет, конечно, очень интересный символ, – говорит голос за занавесом. И ты совершенно неправильно к нему относишься. Пистолет, он у Чехова-то одно, а у Фрейда – другое. Но знаешь, в чем они схожи? Что и у одного и у другого они должны выстрелить!

Ну вот, знакомьтесь. Это Марк. Мой последний психолог, которого нашла для меня мама. Я сижу на сеансе и рассказываю, как я пытался покончить жизнь самоубийством… точнее, о навязчивой идее, которая преследует меня последние два года.

Этот образ преследует меня во сне.

У меня в руках пистолет. Я смотрю на него и не знаю, что с ним делать.

Я не хотел в этом признаваться, но Лана попала в больное место. Я и правда много думал о самоубийстве. Мне очень сложно и стыдно об этом говорить. Кажется, что я рассказываю о том, как я начал мастурбировать. Мне кажется, что это нечто похожее. То есть тебе приходят постыдные мысли о том, чтобы покончить с собой, но ты об этом не говоришь, потому что чувствуешь вину… Может быть, если бы не Лана, я бы не смог разобраться тогда в своих мыслях и прыгнул с крыши или повесился бы в отеле. Или наглотался таблеток. Впрочем, я это сделал несколькими днями позже. Но обо всем по порядку.