Там гремел эскалатор, там шёл состав, принося мириады бед
И Рашид упал на скамейку, устав.
                                    Рядом сидел скинхед
Его звали Вованом, но он предпочёл имя Вольфганг – оно верней
Невесомость в мозгах. На руках наколки. Так принято у парней
Вольфганг ждал на скамейке свою подругу.
                                    Та любила слушать «Rammstein»
Но он вырвал её из неверного круга, включив ей «Sham 69»
И с тех пор его жизнь сверкала. И не была на нуле
Двадцать четыре балла по двенадцатибалльной шкале
А тем временем Маша наводила глянец,
                                     бормоча про себя: «Да ну…
Затянулся и так мой любовный танец.
                                     Не поеду на стрелку к скину.
Притомили свастики, прочие фишки.
                                    Не могу больше видеть скинов!»
И она потянулась к записной книжке.
                                    Ей попался Андрей Смирнов
– Как дела, Андрей? Не виделись долго… 7 часов?
                                    «Парк культуры»? О’кей!
Мы пойдём в пивбар. Ты возьмёшь пиво «Волга».
                                    И мы будем глазеть хоккей.
Скин смотрел на часы, потихоньку зверея,
                                    проклиная и всё, и вся
А Смирнов погружался в волны хоккея. И молча набухивался
(итак)
Вольфганг думал: «Ещё раз увижу Машу, обломаю рога… Коза»
И тут он видит ровесника (может, чуть старше),
                                    что дремлет, прикрыв глаза
И он сразу понял, что весь mein kampf надо срочно сдавать в архив
Ибо выше всех принципов есть тот кайф, что зовётся action naive
Он хлопнул Рашида по плечу: «Эй, чучмек, пойдём делать дела!»
И кассирша вокзала, снега бледней, деньги им отдала.
И потом кто-то видел их в Маракайбо, в ресторане «Отеля-Палас»…
А Смирнов всю жизнь орал «шайбу-шайбу».
                                    А Маша вообще спилась.
И с тех пор наша жизнь сверкала. И не была на нуле
Двадцать четыре балла по двенадцатибалльной шкале
Запад есть Запад. Восток есть Восток. Между ними всегда обрыв
Но может быть мост. И этот мост зовётся action naive.
<2009>

«Когда закончатся неоновые ночи…»

Когда закончатся неоновые ночи
И утро выбежит к девчонкам и парням
Мы снова выйдем на окраины обочин
Стрелять по чёрным равнодушным воробьям,
И обмелеют приблизительные реки
Под точным взглядом молодых усталых глаз
Враги отступят в невернувшиеся степи
И будут ждать, когда пробьёт их подлый час
И нас с тобою назовёт лесным пожаром
Интеллигенция и прочее зверьё
И разбежится по вечерним тротуарам,
Чтоб не мешать нам строить наше зимовьё
Мы будем строить зимовьё на прочных сваях,
Неподотчётных летаргии глупых льдов
Ведь мы страшнее самых страшных негодяев
Для вопросительно настроенных скотов
Мы будем жить по безналичному расчёту
Уравновесив график злых и добрых дел
Мы соберёмся в истребительную роту,
Чтоб наш народ буквально делал, что хотел!
Чтоб каждый делал, что хотел в пределах нормы
И время весело сжигало свой резерв…
В краю единства содержания и формы
Нигде не будет разрумянившихся стерв
И под ногами запоют меридианы
Шкалой различий утверждая наш союз
И заживут в боях полученные раны
Любое горе превращая в явный плюс
Мы превратимся в разлетевшиеся звёзды
Для всех, кто временем бесследно унесён
Так дай мне руку (ибо завтра будет поздно)
И шар земной опять останется спасён.

Крик дельфина

Лёг на рельсы иней, а на нём родная кровь
На рисунке детском – убиенный бизнессмен
Дождь над городами, заготовленными впрок
Чертит медиану дрессированного зла
Авантюрной молнии себя не обрести,
Сколько бы удачливых не сгинуло в снегах