Милиционеры составили протокол и забрали права у обоих водителей. Правда, вашему парню их часа через три-четыре вернули, доставили с нарочным…

Интересная история. И, похоже, близкая к правде. Но вот вопрос: зачем он мне ее рассказал? Ведь специально узнал, где живу, выяснил, дома ли я, поджидал на улице. А вдруг бы я весь день просидел дома? Странно.

– Почему вы мне решили это рассказать? Вам начальство поручило?

– Нет, меня попросили двое моих коллег.

– А им это зачем?

– Тот старик, что был в «Жигулях», – их бывший начальник.

Сидим вдвоем с Сухановым у него в кабинете, пьем чай с ванильными сухарями (большой дефицит по нынешним временам), я и рассказываю ему то, о чем завтра будет гудеть вся столичная пресса: старик с «Жигулей» – военный пенсионер, в прошлом сотрудник КГБ, не то подполковник, не то полковник. Лев Евгеньевич радуется как дитя:

– Ну, я же говорил – провокация!

– Да нет, просто случайность.

– Какая случайность! Таких случайностей не бывает. Чистой воды провокация. Пойдем к шефу, расскажешь ему об этом.

– Сейчас, только допью.

– Пойдем, а то он скоро уедет на теннис, а после сразу домой.

Ельцин слушает меня с таким выражением лица, будто я рассказываю ему анекдот, глупый, но забавный.

– И тут КГБ наследило! Хорошо бы об этом написали все завтрашние газеты. Мол, в машину, в которой Ельцин ехал на встречу с избирателями, врезался автомобиль, которым управлял сотрудник КГБ.

– Так он же не сотрудник. Давно в отставке.

– Все равно. Никто, понимаешь, не поверит в такую случайность, – Ельцин задумался, – поэтому надо написать так: мол, был совершен наезд, за рулем сидел кто-то из КГБ. А что это значит? То, что готовилась серьезная провокация, возможно, даже физическое устранение.

Нет, пожалуй, в этом вопросе наши с шефом интересы расходятся. Ничего такого писать я, конечно, не буду. Меня с такой писаниной в «Комсомолке» на смех поднимут. Да и без меня отыщется немало желающих раздуть этот мыльный пузырь.

…На следующий день московские газеты пестрели броскими заголовками: «КГБ планировал устранение Ельцина», «Сотрудник КГБ совершил наезд на автомобиль Ельцина», «Ельцин должен был погибнуть в автокатастрофе», «КГБ заметает следы. Машина оперативного наблюдения была замечена на месте аварии». И почти в каждой – имя старика, рассказ об его службе в органах и догадки относительно того, почему именно ему была поручена операция. Суханов ходит с видом начинающего фокусника, который после долгих и безуспешных попыток наконец-то вытащил из колоды нужную карту. Он почему-то решил, что шум в прессе – это моих рук дело, и в благодарность угостил стаканчиком дорогого виски (презент шефу от британского посла).

По шестому этажу, где издревле квартирует «Комсомолка», бродит неприкаянный Федор Сизый, генеральный директор газеты «Деловой вторник». Как всегда, подшофе. Отношения у нас более чем товарищеские, а потому мой юный коллега (он лет на пятнадцать моложе меня) не особо стесняется в выражениях:

– Ну что, Пашуня, затравили вы со своим Борисом Николаевичем бедного старичка, ухайдакали ветерана!

– Ты чего несешь, Федор?!

– Что несу, что несу! Вот, сам почитай, – и сует мне распечатку с сегодняшней новостной ленты Интерфакса.

Сообщение небольшое, всего несколько строк: водитель, наехавший на улице Горького на автомобиль Б.Н. Ельцина, госпитализирован с острым сердечным приступом. Да, история и без того скверная, а теперь она может приобрести совсем дрянной аромат. Не приведи господь, со старичком случится что-то фатальное. Представляю, что тогда об этом напишут все наши газеты. Примерно то же, что сейчас изрек захмеленный Сизый: затравили, ухайдакали! Надо звонить Суханову…