Крис Вуд привел двух телок. Одна оказалась полуавстралийкой-полурусской (но по-русски ни бэ, ни мэ), другая – гречанка. Вот так сюрприз встретить гречанку в Гонконге! Я как раз только что с Кипра. Впрочем, чему я удивляюсь – в наше время немудрено встретить кого угодно где угодно. «Вот он, – Петунья Арсуага показала гречанке на меня – любит греческих женщин». Это правда. Но не только женщин. Я вообще-то сам грек по рождению и человек Античности по духу, если угодно. Мы с гречанкой поздравили друг друга с Пасхой, дважды поцеловались и распрощались.

   В Дублине мы – я, Винсенто с женой и Лаура – снимали дом у железной дороги. Дом как дом, но в гостиной во всю стену были наклеены фотообои с изображением Джойса. И то верно: какой же Дублин без Джойса? Это все равно что Монреаль без Эмиля Неллигана или без оратории Сен-Жозеф или без «Монреаль Канадиенс» или без меня, который тоже был частью этого пейзажа какое-то время. Я колесил на автобусах вдоль и поперек Монреаля, предпочитая отдаленные уголки, вплоть до таких экстремумов, как Бу-де-л’Иль – восточная стрелка острова, где я, увлекшись движением в сторону лесистых островков, поднимавшихся над белой равниной застывшей огромной реки, чуть было не ушел под тонкий лед сен-лоранской стремнины, и был, к счастью, вовремя остановлен грубыми окриками квебекских рыбаков-подледников, сгрудившихся вдоль берега. В то время я жил еще на Сноудоне. Потом переехал в тихий Доллар-дез-Ормо и проводил свободное время по большей части в задумчивых прогулках по обширным окрестным лесопаркам Буа-де-Льесс и Буа-де-Сарагэ, выходящим к низкому берегу Ривьер-де-Прери. Название места – Доллар-дез-Ормо – волновало мое воображение. И не спроста. Выяснилось, что так звали молодого французского аристократа XVIII века, чье имение находилось в этих местах. Однажды этот молодой человек с товарищами предпринял экспедицию вглубь Канады, где был пойман ирокезами или алгонкинами и благополучно съеден вместе со своими спутниками. Судьба!

   Как-то сидел я с двумя сотоварищами на балконе, предварительно скинув с него засохшее голубиное гуано на головы беспечных прохожих. Пили пиво. Три табуретки и какой-то ящик вместо стола. И вдруг я взглянул на эту мизансцену как бы со стороны и почувствовал, что мы все трое вместе с антуражем очень похожи на рублевскую «Троицу». Мы как бы находились внутри иконы. А ведь есть еще «Троица», подумал я, в соборе Киприану и Устиньи в кипрском Менико, написанная в своеобразной индийской манере. Тут я услышал бой барабанов, трубный глас и рокот толпы. Через минуту по улице Хайман прошла процессия: впереди мужчины в шитых золотом халатах, чалмах с перьями, с кривыми широкими саблями на плечах. За ними – грузовики, обвитые цветочными гирляндами и пестрая людская толпа. Сикхи праздновали какой-то свой праздник. Двигались они в сторону близлежащего храма Гурудвара. От несказанности зрелища я пошел отлить. В водном кружке унитаза всплыла и встала предо мной карта Индии – но не географической Индии, а другой, потаенной, «Индии духа» Гумилева. Однако не об Индии думал я. Мысли мои в этот момент всецело определялись местом моего пребывания. Обычно пересечение струи с кружком унитаза дает изображение греческих букв – Ф или Ψ – манифестирующих себя как знаки физического или психического мира соответственно. Вспомнилась недавно прочитанная новость, что в СССР туалетная бумага появилась только в 1969 году благодаря производству этого важного продукта, налаженному на Сясьском ЦБК. До этого подтирались преимущественно газетами. Дальше цепочка ассоциаций привела к моей тете – прожженной коммунистке, – которая до сих пор на даче вытирает жопу газетой «Завтра», а потом компостом из собственного говна и газет «Завтра» удобряет огурцы, которые затем идут ей в пищу и неизбежно превращаются в новую партию испражнений. В этом метаболизме материи воистину есть нечто гамлетовское: король – червь – рыба – король или огурцы – тетя – газета «Завтра» – огурцы… Ночью мне приснился сон: я на каком-то вокзале встречаю поезд из Индии. Вот в конце перрона показался состав, ведомый странным локомотивом, как две капли воды похожим на дачный дом моей тети, из трубы которого валит густой черный дым. Машинисты в форменных мундирах и чалмах сидят на веранде и пьют чай из самовара. Поезд прибыл, машинисты с самоваром выскочили на перрон и забегали по вокзалу в поисках кипятка. Тут же, на вокзале, я встретил свою любовь, но почему-то оказался ростом ей по грудь, и, наконец, очнулся в постели с Петуньей Арсуагой.