Но не сильный как крик,
сильный как стон, —
это вечность звонит мне
на мобильный.
Солнечное затмение
Выпив до дна чашу, полную яда,
Ты, может, узнаешь горькую правду
И, может, поймёшь своё предназначение,
Когда ляжет тень солнечного затмения.
И диск потускнеет, жаром опаленный,
И края окаймятся белой окалиной,
Последний луч вспыхнет светом напрасным
И в сгустившейся тьме всё станет ясно:
Ты родился как лист из липкой почки,
Став в песне судьбы короткою строчкой,
Вписав свою жизнь во времени мантру,
Поместив её между вчера и завтра…
…И лист распускается, чувствуя силу,
Забыв, что однажды всё скроет могила.
Ты рискуешь, надеясь, что всё обойдётся,
Но есть сила, пред которой меркнет и солнце.
Она решит за тебя, что ложно, что верно,
Раздавая венки из лавра и терна,
Решая кому стать земною звездою,
А кому быть в улье рабочей пчелою,
Кому подняться к вершинам, кому опуститься, —
Каждый видит своё небо Аустерлица,
И каждого ждёт своя последняя битва,
И каждый, глядя на небо, свою шепчет молитву…
…И чёрный цвет дрогнет, свет пропуская,
И брызнут лучи из-за тёмного края,
Земля будет покрыта увядшими листьями,
И глаза ослепит свет чистой истины…
Чайка
Там, где море сливается с небом,
В синей дымке у самого края
Скользит над вспененным гребнем
Чайка, отбившаяся от стаи.
Ветер рвёт её хрупкие крылья,
Море тянется хищною пастью;
Чайка бьётся, ей нужно быть сильной,
Чтоб не дрогнуть и не упасть.
Обезумев, грохочут волны
И брызжут солёной слюною,
Чайка мечется белою молнией
Над разъярённой водою.
Непослушный ребёнок природы
В бушующей гибельной круговерти,
Но кто знает цену свободы —
Тот не боится смерти.
Жизнь за пару секунд в полёте,
Жизнь – какая-то малость…
И когда море её проглотит,
Чайка будет знать, что хоть попыталась.
Insomnia
Табачный дым как едкая щёлочь
Выедает глаза, время – полночь;
Стрелки еле дрожат на циферблате,
И бессонница ждёт у изголовья кровати.
Она как палач на эшафоте,
Готовый приступить к своей грязной работе, —
И топор занесён над больной головою,
И мысли текут, не давая покоя:
Как много прожито лет и как всё-таки мало,
Приближенье конца знаменует начало,
И хочется думать о чём-то главном и важном,
Но у правды нет глаз, и становится страшно;
И все разговоры о высших материях
Бесполезны для тех, кого нет в новых сериях
Киноленты, в которой все мы герои:
Кто собственной кухни, а кто – Древней Трои;
Жизнь как силуэт на фотоснимке,
Бессонные ночи с печалью в обнимку.
Всё скучно и глупо в выцветшем мире —
Белый шум бессонницы в чёрном эфире.
Горький вкус одиночества застыл в чашке с кофе,
Каждая ночь – как ночь на Голгофе.
Шею обвила руками любовница —
Бесчувственная ледяная бессонница,
И я её пленник в холодной кровати,
Стихи – это либидо в словесном формате.
Март
В чехарде непутёвых дней
Март, изнуряющий, словно изжога;
И небо по вкусу как тёплый портвейн
На чердаке у Ван Гога.
О чём же поёт скрипка души
Для гулящей и ветреной нимфы?
Что скрыли бумага и карандаши,
Какие ещё никому не известные рифмы?
Возможно, что жизнь – это глоток
Зелёной воды из гнилого колодца:
Тошнотворна на вкус, она – сладкий сок
Для тех, кто бредёт под безжалостным солнцем.
Возможно, что пять минут этой весны
Гораздо больше, чем целая вечность;
И кто-то узнал, зачем снятся сны,
Нырнув в эту яркую бесконечность.
В чехарде непутевых дней
Я по рукам и ногам скручен ленью,
И в царстве безумных теней
Становлюсь самой безумною тенью.
Проклятье поэта
Проклятье поэта —
игра звучных слов,
азбука Морзе четверостиший;
Короткое лето,
песни пьяных ветров,
сырая каморка под крышей.
Какая банальность —
избитый сюжет:
окурки, бумага, похмелье…
В скучной реальности,
где ничего нет,