– Он в конце умер вообще-то!

– Да не важно, – Женькин взгляд затуманился. – Я, может, тоже не видел моря.

– Жень, давай лучше бухать и есть роллы, – произнес обескураженный и сбитый с толку Костя. – А? Помнишь, как раньше говорили: иногда лучше жевать, чем говорить.

Женька энергично закивал.

– Ну, за одиннадцатый «Б»! – предложил Женька и торжественно поднял бокал.

– О да! – с радостью подхватил Костя. – Худший класс за всю историю школы, по версии Изольды Павловны Либерман!

– Ах да, – спохватился Женька, поставил стакан, и глаза его, спрятанные за лучистыми стеклами очков, коварно заблестели. – Кстати, о фрау Либерман. Знаешь, где она сейчас живет?

Костя встрепенулся. Не то чтобы это волновало, но все же…

– Надеюсь, в аду? – спросил он, роняя в миску с соусом упругий рисовый колобочек.

Колобочек мгновенно сделался коричневым и потерял форму.

– Нет, что ты, – Женька всплеснул руками, – она в Берлине живет. Мы с ней иногда по скайпу разговариваем.

– Вот черт! Повезло же старой перечнице! Ну, в смысле, красота, Берлин, Курфюрстендамм, вот это вот все, Берлинер Мауэр.

– И кстати, – Женька заметно стушевался, – она знала, что мы с тобой общаемся. И очень меня ругала за это. Пока я не рассказал, что твоя семья мне здорово помогла.

– Ну нет! Ты одним мигом разрушил легенду, которую я создавал годами. Либерман должна была думать, что я ужас, летящий на крыльях ночи!

– Поверь мне, она так и думала, – Женька замолчал, вытер лицо салфеткой и после непродолжительной паузы спросил: – А как же Диана Белогорская, краса всей школы? Не в курсе, что с ней? Вроде бы она в Москве училась?

Тут Костя понял, что настал час его триумфа. Фанфары, перезвон хрустальных бокалов, триумф, пам-пам!

– Белогорская? – переспросил он, подняв бокал с зеленым пивом для торжественности. – Какая такая Белогорская? Может, все-таки Григорьева? А?

Женька удивился так удивился. Даже очки свои дорогие снял, обнажив круглые, как у совенка, голубые глаза. На краткий миг он снова стал похож на прежнего Женьку-оборванца. На краткий миг – секунда прошла, и морок рассеялся.

– Ты серьезно? – спросил он. – Ты серьезно сейчас говоришь? – он схватил со стола стакан и залпом вылил в себя остатки пива, словно пытаясь запить оглушительную новость, как таблетку. – Я даже и не знаю, как на это реагировать, – облизав губы, произнес Женька.

Костя внутренне ликовал. В течение нескольких лет после свадьбы (Женька за это время успел в армию загреметь, потом вернуться, потом его след вообще потерялся) Костя и Диана скрывали свой брак, точнее, не очень его афишировали, и, как выяснилось, не зря.

– Да никак не реагируй. Была Белогорская, стала Григорьева.

– Она что, вышла замуж за твоего отца? – спросил Женька все с тем же недоуменным выражением лица. – А как же твоя мама?

Ах, вот почему он так удивлен! В один момент фанфары в Костиной голове смолкли – там воцарилась гнетущая обескураженная тишина. Сию же секунду захотелось запустить в Женьку пустым стаканом.

– Ты дурак? – вскипел Костя. – Вот скажи мне, ты дурак? Диана вышла замуж за меня! Слышишь ты? За меня!

Смех смехом, но что-то неприятно кольнуло в самое сердце. Батя частенько приходил в школу, и да, ходили слухи, что девчонки на него засматривались. А как тут не засмотреться – высокий, импозантный, дорого одетый, похожий одновременно и на офицера, и на актера. Тут Женька растерялся настолько, что на него стало смешно смотреть. Он достал из подставки фирменную красную салфетку и машинально вытер губы.

Костя вернулся домой уже вечером, слегка пьяный и до отрыжки объевшийся роллами. Он зашел в подъезд, напевая под нос какую-то незамысловатую песенку, и настроение у него было прекрасное, и дело было даже не в Женьке, и не в роллах вовсе, и не в зеленом пиве, которого Костя и выпил-то не так много. Дело было в том, что хоть на краткий миг удалось сменить обстановку. Впрочем, его хорошее настроение испарилось мигом, когда он увидел Диану, сидящую на ступеньках между третьим и четвертым этажами.