Члены комиссии поднялись и, продолжая тихо, но эмоционально обмениваться какими-то соображениями, направились прочь. Несмотря на наличие прямо перед ними глухой стены, троица необъяснимо долго двигалась в её сторону, постепенно удаляясь и уменьшаясь в размерах, пока совсем не скрылась вдали. Закрыв рот, я ещё целую минуту смотрел ей вслед, пытаясь привести в порядок свои чувства. Конечно, они мне не лгали, но и правдивую картину с их помощью получить я тоже не мог.

Поднявшись, я подошёл к стене и, осторожно протянув руку, коснулся твёрдой гладкой поверхности, почти такой же тёплой, как моё тело. Пройдясь затем вдоль стены, я быстро убедился, что её свойства везде одинаковы. Проникнуть сквозь это ограждение подобно моим экзаменаторам я точно не мог.

Вернувшись на своё место за небольшим удобным столиком, я задумался. Ситуация, судя по всему, не была сном или каким-то капризом подсознания. Всё происходило наяву и всё противоречило моим представлениям как о существующем, так и о возможном мире. Однако, существовало нечто, что заставило меня не просто принять происходящее, но и отнестись к нему серьёзно. Дело, конечно, было в том, что в словах членов комиссии заключалась вполне человеческая мудрость. Само по себе это уже было для меня неожиданностью, поскольку в последние годы все формы контроля знаний или иных профессиональных достоинств, с которыми я сталкивался, сводились к выявлению степени формального соответствия неким, зачастую примитивным, стандартам. Способность же и готовность человека самостоятельно продуктивно мыслить оценить при этом было, конечно, невозможно. Да никто и не ставил подобной задачи. А вот на этом странном экзамене именно это главное! Но почему, и что это вообще за люди, откуда они? И где, наконец, нахожусь я сам?

Я ещё раз внимательно осмотрел помещение и в очередной раз убедился, что оно было практически пустым, если не считать моего столика и рабочих мест членов комиссии. Правда, на стенах были хорошо различимы непонятные изображения, не влиявшие существенно на художественные качества интерьера, и служившие вероятно знаками для людей просвещённых. Мне же они ничего не говорили. Подойдя к ближайшей картинке с высоким светлым прямоугольником, окруженным какими-то странными на мой взгляд закорючками, я некоторое время внимательно рассматривал их чёткие и, одновременно, загадочные очертания. Прямоугольник, судя по пропорциям, мог бы символизировать дверь, подумал я, а вот… Тут мои рассуждения оказались прерваны, посколько передо мной действительно возник широкий проём, явно служивший проходом в соседнее помещение.

Лишь минут через десять я завершил свои предварительные исследования и окончательно установил, что оказался в прекрасно оборудованном санузле с какими-то дополнительными, кроме всем известных, функциями. Отдав должное этому заведению, я вернулся к стене, где был вход, и мысленно произнес слово «дверь», представив себе знакомый проём. Всё работало! Вернувшись в зал, где проходил экзамен, и медленно двигаясь вдоль стены, я стал внимательно рассматривать другие рисунки, безуспешно пытаясь угадать их смысл. Лишь в конце своего маршрута я вновь обнаружил изображение двери, которая так же послушно пропустила меня в соседнее помещение. Это безусловно была удача, поскольку передо мной красовался стол, уставленный разными блюдами, полными графинами и тарелками. Решив не сомневаться в том, что эта замечательная находка была изначально предназначена мне, я решительно уселся за стол и отдал должное большинству блюд, почти обычных по виду и вкусу. С особым чувством и большим количеством сметаны я уплёл порцию любимых вареников с картошкой и запил всё это каким-то компотом.