– Да.

Она знала, что для Роуэна было исключительно важно, чтобы она не выдавала их секрета, и Гейл не хотела подвергать опасности свое положение. Желая, чтобы ее признали не только как ассистента, но и как медика, Гейл тем не менее обладала достаточным умом, чтобы расставлять приоритеты.

– Я Питер Джеймс, ассистент мистера Фицроя.

Когда она не отреагировала, он добавил:

– Мистер Фицрой – фармацевт. Я – его ученик. Учусь у него на аптекаря.

Гейл улыбнулась и постаралась изобразить восхищение.

«Интересно, он останется таким же сердечным, если я признаюсь, что тоже ученица?»

– Меня зовут Гейл Реншоу. Доктор Уэст в данный момент на вызове.

– Рад познакомиться, мисс Реншоу. Говорите, вы его ассистентка? Доктор чаще отсутствует, чем бывает дома, я к этому привык. Я пришел проверить, все ли препараты есть у доктора Уэста, не нуждается ли он в новом заказе, – пояснил мистер Джеймс. – Прошу прощения, если испугал вас. В доме меня знают. Я прихожу раз в две недели.

– Я не испугалась. – Отрицать это было глупо, но после недосыпания импульс солгать сработал быстрее сознания. – Я… просто подумала, что это Флоренс принесла поднос с едой.

– Вы учитесь?

Он остановил взгляд на стопке книг на столе.

– Доктор Уэст… мне не запрещает. Я безумно увлечена медициной.

Оторвав взгляд от латинских текстов, Питер посмотрел на нее с налетом благоговения:

– Вот это увлечение.

– Медицинская практика всегда будоражила мое воображение. Еще когда я была маленькой девочкой.

– Правда? Необычно для женщины. Не хочу показаться резким, но мои сестры никогда не видели дальше своего носа. Как медицина привлекла ваше внимание, мисс Реншоу?

Его интерес показался Гейл искренним. Не обнаружив в его тоне сарказма, она оставила осторожность.

– Мой отец однажды сказал, что я родилась, чтобы задавать вопросы. Я всегда стремилась выяснить, что и как работает, из чего состоит, что весьма печально закончилось для нескольких фамильных часов и садового фонтана.

– Боже! – произнес Питер, подбадривая ее.

– Когда мне было девять лет, моя старшая сестра слегла со скарлатиной. Ей было семнадцать. Я обожала ее. Меня к ней не подпускали, но я не могла оставаться в стороне. Врач казался мне волшебником со своей белой бородкой и таинственными предметами, которые извлекал из большого кожаного саквояжа. Всякие там пузырьки и непонятные инструменты! Как мои родители вытягивались в струнку и внимали каждому его слову всякий раз, когда он входил в комнату… – Она вздохнула. Память имела свойство жить собственной жизнью. – Я при каждой возможности проскальзывала в комнату Эмили, чтобы понаблюдать, как он за ней ухаживает. Я слышала, как все перешептывались, что она наверняка умрет.

– Но она не умерла! – догадался он.

– Не умерла. – Гейл улыбнулась. – Я любила Эмили больше всего на свете. В то лето она не умерла. Тогда я поняла, что хочу спасать человеческие жизни, хочу получить знания обо всех этих чудесных предметах, которые врач держал в своем потертом коричневом саквояже.

– И что ваша сестра думает по поводу ваших удивительных амбиций? – спросил он.

– Могу только вообразить. – Гейл вернулась к болезненной действительности. – Она погибла через год при трагических обстоятельствах. Поехала погостить к друзьям семьи, а там в доме случился пожар.

– Прошу прощения! Как это ужасно!

– Благодарю вас за доброту, но… – Она усилием воли постаралась оставить печальную тему. – Уверена, что по этой причине мои родители всячески оберегали меня и держали рядом с собой. Никогда не заставляли выйти замуж. – При этой мысли Гейл улыбнулась. – И вот благословенный результат! Я стала независимой и упрямой, как мул, и, вероятно, безобразно избалованной. Я никогда не обладала талантом делать то, что говорят, мистер Джеймс. Теперь, став самостоятельной, я могу заниматься тем, что мне всегда было интересно.