– Пошли скорее, мама нас к столу ждет!
– Подождите, – у Борека возникла какая-то идея. – Помните фильм про индейцев?
– Про Чингачгука?
– Нам нужно выкурить «трубку мира»!
– Ну ты и придумал!
– Это не я придумал, индейцы. Мы еще это в кино видели. Вы что, забыли?
– А с кем у нас будет мир?
– Между собой и навсегда. Чтобы скрепить «Блем». Я сейчас заскочу домой, там, у отца есть все, что надо, он и не заметит!
– Он тебе уши надерет!
– Надерет, если узнает. Ждите меня там, за сараем.
За сараем паслась привязанная к дереву коза. Она сонно посмотрела на меня и Марека и осталась равнодушна. Марек притащил какую-то доску, из нее сделали сиденье, а вскоре прибежал Борек.
– Вот! Принес!
У него в руке была трубка, кисет и спички. Борек набил трубку и сделал первую затяжку.
– Ну как?
– Здорово.
Трубка пошла по кругу, и через минуту мы все зашлись кашлем.
– Хватит, я думаю, мы уже заключили мир друг с другом на вечные времена и еще чуть-чуть!
Я не хотел продолжать. Во рту была горечь, немного кружилась голова.
– Неси все домой, нас уже у Марека ждут. Тетя Хася сердиться будет.
Через минут десять мы уже сидели за праздничным столом. Его мама не зря уже месяц обсуждала меню с обеими бабушками. На столе на длинном блюде королевская еда, гефилте фиш. В духовке томился чолнт6. Но это еще не все, своей очереди ждал покрытый золотистой корочкой гусь. Рубленая печенка с луком и яйцами, хала… Ребятам налили красного вина.
Мама опасно принюхивалась, от ребят пахло табаком, но ничего не сказала. Наверно не хотела портить праздник.
Что и говорить, в бар-мицве есть своя прелесть.
Глава 3. 1934 г. Костополь
Прошло шесть лет…
Меня уже не привлекали ярмарки, все свободное время я проводил в сионистском кружке. Друзья меня не понимали.
– Поймите, жить надо в своем доме! Не там, где тебе могут указать на дверь. Сионизм – это решение всех наших проблем, там в Эрец-Исраэль наш дом, там и нужно строить жизнь. Там, где тебя никогда не назовут пришельцем! – втолковывал я им.
Впоследствии оказалось, что я ошибался. Оказалось, что вполне могут назвать, но с оглядкой на оружие, что у тебя в руках.
Что это такое строить там жизнь, я, честно говоря, не знал, но был уверен, что это будет прекрасно в стране, текущей молоком и медом. Там будет гармоничное и справедливое общество, не то, что тут, в Польше.
Марек не соглашался. Ему оказался ближе социализм, где каждый получает свой пирожок, где за соблюдением прав рабочих следит государство социальной справедливости. Образцом для него была Россия! Его родители, а потом и он сам, стали бундовцами, и никакой Палестины им не было нужно. Марек повторял вслед за ними: где мы живем, там наша Родина, за нее нужно бороться, и в ней, а не в далекой турецкой провинции, добиваться социальной справедливости.
– Пошли на площадь? – предлагает Марек.
На площади было полно народу. Кое-кто с флагами. Пели песню, кажется, «Интернационал».
Мы стояли в кирпичном арочном проходе. Отсюда было все видно, но увиденное желания идти на площадь не прибавило.
– Что там толкаться? Там толпа собралась, нас только не хватает.
– Слушай, Лео, ты слова подбирай. Это не толпа, это рабочая демонстрация. Довели людей до предела, жить невозможно!
– Кто это, «довели»?
– Ну ты и вопросы задаешь. Кто – власть конечно! Им бы только прибыли, а на людей им плевать.
– Сейчас придет великий Марек и спасет всех от угнетения. Еще один любитель потанцевать на чужой свадьбе.
Марек взорвался:
– Ты… – Он не находил слов – Для тебя свет в окне далекая Палестина. Живешь здесь, вокруг такое творится, а тебе плевать на Польшу, да и вообще на все!