«Лучше не говорить ничего, – считал папуля. – Молчание – золото».

В притворном отчаянии Энн уронила голову на руки.

– Если я не права, – снова заговорила Кейт. Голос ее звучал на удивление нежно, почти сострадательно. – Если вы двое глубоко и безумно любите и не видите друг без друга жизни – уходите. Я не буду стоять на пути истинной любви.

Энн гадала, вскочит ли он. Признается ли ей в любви, возьмет ли ее за руку, сбежит ли с ней? Она не хотела этого – действительно не хотела. И в то же время она жаждала увидеть реакцию Кейт. Но нет. Он поерзал на диване, закинул ногу на ногу, лежавшую на кофейном столике, и отвернулся к окну.

Трус.

«Деньги правят миром», – всегда говорил папуля – и был прав. А Кейт умела носить корону.

– Итак, мой вопрос, Энн, – нарушила паузу Кейт. На этот раз в ее голосе слышалась только твердая практичность. – Чего ты хочешь?

Поворот был интересный. Прямо-таки прорывной. Больше никакой чуши. И никаких эмоций – как в зале заседаний. Как часто говорила сама Кейт: «Давайте прорываться. Время не ждет».

Энн подняла глаза на Кейт, ощутив знакомый, но оттого не менее жгучий укол зависти. Нет, это было нечто иное, нечто куда более темное. То самое чувство, которое подогревало в ней желание исцарапать красивую машину, изрезать бесценное полотно, заставить счастливого человека плакать.

Их взгляды встретились. Энн не чувствовала ничего. Ни страха, ни гнева, ни сожаления, ни разочарования, ни даже стыда. Ничего, что казалось уместным, что на ее месте почувствовали бы другие. Первой отвела взгляд Кейт. Все отводили.

– Чего ты хочешь, – повторила Кейт, уставившись на свои сложенные руки, – за то, чтобы уйти с работы, в чем бы там ни состояли обязанности, водруженные на тебя моим мужем, и подписать договор о неразглашении этого инцидента и условий его разрешения?

Перед глазами Энн замерцало. У нее снова возникло странное ощущение, словно она парила над собственным телом и сверху смотрела на себя, на властную Кейт, на побежденного, ссутулившегося Хью. Ей было любопытно, какая сцена разыгралась между ними этой ночью. Но значения это не имело. Он никогда не оставит нагретое место подле жены и детей, не покинет мир богатых друзей и преуспевающих коллег, в котором привык жить.

Ладно. Давайте прорываться.

Все было на удивление просто. Она назвала свою цену. Высокую. Принятую безоговорочно. Ей всучили визитную карточку адвоката, уведомив, что встреча состоится завтра в девять утра и что она ни при каких обстоятельствах не должна ее пропустить.

– На этом наше сотрудничество завершается, – постановила Кейт. – Позволь мне проводить тебя до выхода.

Путь назад показался Энн особенно долгим. Все глаза были устремлены на нее. Она собрала вещи – только то, что принесла сегодня с собой. Она не имела привычки хранить что-то на рабочем месте или расставлять на столе фотографии и симпатичные безделушки.

Хью остался сидеть в кабинете Кейт, когда та ушла выводить Энн из здания.

На улице, в неумолимом свете яркого зимнего солнца Энн разглядела прочертившие лицо немолодой женщины нити морщин, обвислую кожу на шее. Заметила мелкую дрожь ее изящных рук. Значит, и ей было не чуждо человеческое. В отличие от Энн, которая по-прежнему не ощущала ничего, кроме смутного удовлетворения. Она получила меньше, чем рассчитывала. Но это пока.

– Надеюсь, мы больше не увидимся, – сказала Кейт, не отпуская дверную ручку. Она не могла позволить себе покинуть крепостные стены. В уличной драке одолеть Энн она бы не сумела – обе прекрасно это понимали.

Энн кивнула. Она старалась выглядеть смущенной, но улыбки сдержать не смогла. Кейт скрылась в вестибюле, темнота поглотила ее худую фигуру.