– Сергей, – услышал он за спиной тихий голос Рабии, – ты помнишь, что с нами случилось?

– Да, – ответил он, обернувшись к ней.

– Мы с тобой находимся в доме моего мужа, в кладовой на первом этаже. – Рабия перешла на арабский язык: – Ночью я проснулась от грохота, вероятно, в дом попал снаряд, разрушились два верхних этажа, завален вход в кладовую со стороны гостиной. Ты так крепко спал, что не проснулся, а мне жалко было тебя будить. Я осмотрела все сама, облазила все углы и узнала это помещение. Из него есть другой выход наружу – через люк в полу, там надо пробираться по узкому лазу, и попадаешь во внутренний сад дома на соседней улице.

– У тебя есть муж?

– Халед был боевиком Джебхат ан-Нусры5, боролся за создание Исламского государства. Три года назад, через неделю после свадьбы, его убили под Идлибом6. Его друзья предложили мне, во имя Аллаха милостивого и милосердного, отомстить за смерть мужа, взорвать себя в окружении врагов ислама. Полгода меня наставляли в вере и обучали обращению с взрывчаткой, а потом к нашему лагерю подступили войска Асада, и я сбежала в Турцию с другими сирийскими беженцами. Я видела много смертей и не хочу никого убивать.

– Я в туалет хочу, – переминаясь с ноги на ногу, взмолился Гвоздиков.

– В углу по диагонали от тебя, за грудой кирпичей валяется пластмассовая бутыль из-под машинного масла. Воспользуйся ею. Я отвернусь. И еще, переходи тоже на арабский, чтобы освоиться с артикуляцией.

– Попробую, – ответил на арабском Гвоздиков.

– На моем мобильнике села батарейка, а розетки здесь не работают. У тебя есть мобильный телефон?

– Не знаю.

– Посмотри в своем чемодане. Если есть, я дозвонюсь до кого-нибудь из друзей, чтобы помогли нам. Мои вещи лежат в дорожной сумке, я ее осмотрела: там только моя одежда, паспорт, кошелек с банковской картой, зарядка и разные мелочи – все, что было при мне в отеле в ту ночь, когда нас похитили.

Сергей, пригнув голову, прошел в указанный Рабией угол, нашел бутыль, облегчился. Застегнув штаны, перешагнул через кирпичи, подошел к лежащему на полу чемодану и открыл его. В глаза бросились лежавшие сверху два гостиничных полотенца и набор шампуней. «Избавиться, побыстрее избавиться! Засунуть под кирпичи, чтобы Рабия не видела», – мелькнуло в голове.

– Не прячь ничего от меня, – раздалось за спиной. – Ты был другим человеком, когда укладывал чемодан. Это другой, а не ты имел склонность к воровству. Сейчас ты не такой, я знаю.

Гвоздиков оглянулся. Рабия сидела на своем каменном ложе, распустив по плечам длинные черные волосы, грустно и нежно глядя на него своими большими темными глазами. Какая она сейчас красивая, хрупкая, беззащитная! От этой беззащитной красоты ему стало стыдно за себя «другого», безумно захотелось подойти к ней, обнять, утешить, защитить. Но не испугает ли он этим ее, не оттолкнет ли она его от себя, как было там, в гостиничном коридоре?

– Ты так странно смотришь на меня. Что-нибудь случилось? – принимаясь расчесывать гребнем волосы, спросила Рабия. – Если что-то не так, скажи.

Гвоздиков не знал, как выразить словами обуревавшие его чувства, поэтому глядел на нее и молчал.

– Это не совсем даже и кража, – по-своему расценив его молчание, продолжила она развивать тему о воровстве. – В ценах на гостиничные номера учитываются все издержки, связанные с приемом туристов из России. Так что за полотенца и шампуни ты заплатил при заказе номера. Последний год таких краж в нашем отеле почти не случалось. Все в этом мире меняется, меняемся и мы сами. Разве не так?

Сергей, оставив чемодан открытым, шагнул к Рабии, упал на колени и, глядя снизу вверх в ее глаза, тихо произнес: