Дежурная проверка, и за нашими спинами закрылась тяжелая бронированная дверь. В этой каморке лежала аккуратно сложенная одежда и сумки с оружием. Переодеваемся, снимаем пломбы с баулов и набиваем магазины. Конечно, это можно было сделать и вчера, в оружейной, но правила есть правила. Теперь у нас только один выход – на посадку. Закончив с делами, я убрал пистолет в набедренную кобуру и повернулся к Лешке:

– Ты готов?

– Почти. – Парень попытался улыбнуться, но улыбка получилась ненатуральной.

– Оставь в покое разгрузку. Наденешь ее на той стороне, – посоветовал я и, видя, что он меня не понимает, пояснил: – Ты забыл про ложемент. Тебе будет неудобно.

– Да, конечно, – кивнул он и смутился окончательно.

Если приглядеться, можно было заметить, как дрожат его пальцы. Предстартовый мандраж. Это пройдет. Со временем.

Через несколько секунд открылась дверь, похожая на люк подводной лодки. В зале, на рельсах, стояли подготовленные к отправке капсулы. Вдоль бетонных стен змеились кабели силовой установки, которая виднелась в конце зала, – шесть металлических колец, каждое из которых напоминало покрышку от БелАЗа. В этом «тоннеле» мы и исчезнем. На одной стене поблескивали узкие, похожие на бойницы окна с массивными рамами и толстыми стеклами.

Наш десантный модуль стоял третьим в этом импровизированном составе. Это сделано специально, чтобы максимально обезопасить экипаж. Иногда, во время «длинных» сеансов связи, когда отправляют пять или шесть капсул одновременно, могут появиться помехи, и канал захлопнется, как подхваченная сквозняком дверь. Чаще всего это случается или в начале переброски, или в конце. От капсулы, попавшей под обрыв канала, остаются лишь оплавленные фрагменты.

Ничего… Это в первый раз страшно. Потом привыкаешь и на десантирование смотришь как на неизбежное зло. Не знаю по какой причине, но мне вдруг вспомнился один психолог из числа столичных светил, подчиненных нашему мирному ведомству, который приезжал собирать материалы для своих исследований. Он был откровенно поражен результатами проведенных бесед. Так искренне удивлялся, что стоило больших усилий не расхохотаться, наблюдая за его гримасами. Не знаю, что он подумал и какие выводы сделал. Что личный состав подкармливают какой-нибудь химией, чтобы не сбрендили от свежего воздуха?

Психолог, похожий на доктора Уотсона, интересовался самочувствием, настроением и даже бытом. Задавал совершенно идиотские вопросы. Не страдаете ли вы от удаленности кинотеатров, клубов и ресторанов? Не хотелось бы продолжить службу поближе к столице? Не хотели бы съездить на какой-нибудь заграничный курорт, чтобы отдохнуть? Упоминал какие-то пафосные рестораны, из-за отсутствия которых мы должны были страдать, и снисходительно кивал, выслушивая наши ответы.

Господи, благослови… Как же ему объяснить-то?

В своих командировках мы побывали в стольких разных эпохах, что он и представить себе не мог! Даже в самых смелых фантазиях! Бывали в средневековых кабаках и трактирах, пробовали блюда, о которых он никогда не слышал и не услышит. Чему нам завидовать? Очередной модели навороченного телефона, который скоро расстанется со своим основным предназначением? Столичной давке? Современному искусству из мусора? Мы видели, как творили титаны Возрождения! Пусть и в параллельных мирах, ну и что с того? Это для нас их жизнь была параллельной, а для их вдохновения существовало божественное наитие! Так что еще надо разобраться, кто и кому завидовать должен.

К чему я это вспомнил? К тому, что опасности ничтожны по сравнению с впечатлениями от службы. Она тяжелая, а подчас и откровенно кровавая. Мы проклинаем командировки, но даже в снах и коротких передышках возвращаемся в иные миры. Как говорит наш штатный психолог старик Крамер – это, мальчики, уже не лечится…