Когда мы добрались до резиденции губернатора, Линарес обвел нас взглядом, показал кулак и нахмурился:

– Меня пригласили отобедать, так что до вечера вы свободны. И только попробуйте мне напиться, черт бы вас побрал! Лошадей и повозку оставите здесь!

Я только головой покачал. Делать мне больше нечего! Тем более что здешнее вино не прельщало. Что бы ни говорили про знаменитые испанские вина, в эти времена они были отвратительными. Или это у меня вкус испорчен? Спорить не стал. Развернулся и пошел к воротам, где маялись от жары и безделья несколько солдат в уже известной вам форме. Разве что чехлы на пробковых шлемах были не такими пыльными. Мои молчаливые спутники тоже не стали задерживаться, но повернули в сторону портовых кабачков. Каждому свое…

После небольших раздумий я отправился в торговую часть Базалета. Надо было кое-что продать и купить одежду. От меня воняло, как от вокзального бомжа! Кстати, здешний народ тоже не благоухал фиалками. Этим грешили все – от бродяг до знати. Разве что от богатых несло не только по́том, но и туалетной водой с очень резким запахом, что, по уверению классиков, «воздуха тоже не озонировало». Вши и гниды встречались повсеместно. Разница только в количестве. Как ни старался, я тоже подцепил эту гадость и мечтал о банях. Они здесь были. Наследие от прежних хозяев – мавров.

В городе я ориентировался очень плохо, так что пришлось поинтересоваться у одного из прохожих. Услышав от европейца арабскую речь, старик-мусульманин просветлел лицом. Он приветливо закивал и даже проводил, чтобы я не потерялся в узких улочках, которые могли закончиться тупиком. Тупиком, где вас встретят несколько хмурых персон, предлагающих взглянуть на их перочинные ножики длиной с хорошую саблю.

Лавка, в которую я заглянул, торговала всем подряд: одеждой, медной посудой, обувью и даже пучками высушенных трав, сваленных на каменный прилавок. Толстый торговец с заплывшими от жира глазами важно надулся и окинул мою фигуру оценивающим взглядом. Судя по всему, он был невысокого мнения о моих покупательских способностях.

– Ас-саляму алейкум ва-рахмату-Ллах[2], – кивнул я.

Купец удивленно хмыкнул, но тем не менее наклонил голову и ответил:

– Уа-алейкум ас-салям… Чем могу помочь?

– Для начала хотел бы купить одежду.

Торговался старик так, что у меня начала болеть голова, но что оставалось делать? Хоть эти земли и принадлежали испанцам, нравы здесь были еще мусульманскими. Мы торговались не меньше часа, прежде чем купец смахнул со лба пот и предложил выпить чаю. То ли это комплимент моему упрямству, то ли он и правда умаялся, бедняга.

Жалованье у меня было небольшим, но я уже мог себе позволить некоторые покупки. Вот и приобрел после утомительного торга две пары холщовых рубах, широкий кожаный пояс с двумя потайными карманами и штаны из парусины. Купил бы и больше, но кошелек не бездонный, а деньги приходилось экономить. Когда мы закончили, я направился к дверям, но вдруг остановился и прикоснулся рукой ко лбу, словно вспомнил нечто важное. Торговец выжидающе прищурился.

– Я прибыл издалека и не знаю, у кого попросить совета по поводу камня, который мне напоминает о родине. С радостью его хранил бы и дальше, но обстоятельства не позволяют этого делать. Вы не подскажете, к кому мне обратиться?

– Нет нужды далеко ходить. – Он развел пухлые ручки. – Можете показать камень мне, и если он и правда хорош, то нам останется лишь обсудить цену…

Через час, продав один из найденных на убитом камней, я подходил к баням. Подозреваю, что купец изрядно меня надул, но кто из нас без греха? Тем паче что причин жаловаться не было. Отделавшись от одного камня, я купил пару отличных сапог из рыжей кожи и жилет, доходивший почти до середины бедра. В общем – приоделся немного. Хотел купить и шляпу, но такого товара в лавке не оказалось. Ладно, обойдемся платком. В кармане позвякивали четыре серебряные монеты с арабской вязью, которые ходили здесь наравне с испанскими. Еще одну – золотой эскудо – убрал в кошелек. Если подсчитать все мои финансы, то на данный момент у меня было двадцать шесть серебряных монет, не считая золотого и пригоршни меди. Для сравнения: мое недельное жалованье – пятнадцать серебряных реалов, или двадцать два арабских дирхема.