Черноволосый мужчина лет тридцати с небольшим, высокий, загорелый, с короткой стрижкой. Глаза карие, усов и бороды нет. Двухдневная щетина, но это уже мелочи. Оставалось решить – в какой ипостаси появиться в этом городе? Я бы согласился на роль бродяги, но кто знает, как к этому образу отнесется здешняя стража? Бездельников нигде не любят. Могут и завернуть, а то и арестовать, отправив на городские работы. Объясняйся с ними потом…

Грабить какого-нибудь путника, чтобы разжиться одеждой, тоже не выход. Не следует начинать знакомство с чужим миром с ненужного насилия. Рыжий не в счет. Ему воздалось по делам его, и совесть меня не мучила.

В город я пробрался лишь на следующее утро, вместе с толпой крестьян, которые шли на рынок. Мне просто повезло. Дважды. Первый раз – когда услышал людскую речь и в этой суетливой разноголосице разобрал обрывки испанских и арабских фраз. Второй – когда солдаты на заставе отвлеклись на тучную и крикливую женщину, не пожелавшую заплатить торговую пошлину. Нет, я определенно везучий! Так и проскочил, старательно сутулясь, чтобы не возвышаться над толпой грязных и покрытых пылью оборванцев. Я уже проходил сквозь тень городских ворот, а в спину еще вонзался пронзительный визг торговки:

– Будьте вы прокляты, потомки шайтана!

Мощенная камнем улица, заполненная народом, привела меня на небольшую площадь рядом с портом. Она примостилась между домами, похожими на ласточкины гнезда. Один из множества базаров в старой части города, где можно было купить все – от одежды до невольников. Хотя нет, извините, на таких маленьких базарах рабов не было. Живым товаром торговали на окраинных рынках, расположенных за чертой городских ворот, – одна из особенностей здешних законов.

Затопленная людьми площадь гудела, звенела, ругалась и спорила, торговалась, воровала, жила и умирала, будто огромное живое существо! Немного осмотревшись, я купил лепешку с мясом. Их готовили прямо здесь – на большой, пышущей огнем жаровне, среди жуткой антисанитарии, но голод не тетка. Желудок у меня крепкий, приходилось есть и не такое. Торговец сунул в руки румяную лепешку, отсыпал горсть медяков взамен серебряной монеты и вежливо кивнул, отворачиваясь к новому покупателю. Скорее всего, он здорово меня надул со сдачей, но черт с ним! Переживу как-нибудь.

Не успел сделать и нескольких шагов, как навстречу попался грязный оборванец. Он завертелся вокруг меня, словно в сакральном танце, корчил рожи, кривлялся, как безумный, а потом вцепился в одежду и завизжал:

– Ты пришел, чтобы отсрочить большую войну! Большую войну! Оставайся, оставайся! Если не закончишь, то заберешь ее с собой! Такова воля всевышнего!

– Да пребудет с тобой мир и благословение Аллаха. – Я осторожно отцепил его грязные, покрытые глубокими язвами руки и повернулся, чтобы уйти.

– Запомни! – Его голос срывался на хрип. Казалось, еще немного – и он упадет на землю, корчась в экстазе. – Если не закончишь, то заберешь ее с собой!

Чтобы отделаться от этого бедняги, я сунул ему несколько медяков. Он жадно схватил монеты, завертелся волчком и обессиленно упал на колени, простирая руки к небу.

– Гу!!![1]

Скорее всего, это был один из здешних блаженных, вроде дервишей. Не самое приятное зрелище – их тела покрыты струпьями, а лохмотья полны разной ползающей гадости. Отойдя в сторону, я присел на кучку камней и осмотрелся. Отсюда было видно море, мачты кораблей и вечная толчея портовых городов независимо от того, в каком мире они находятся.

Неподалеку от меня начинался торговый квартал. Более серьезный, нежели базарные палатки, выстроенные из неоструганных жердей и полотна. Там виднелись лавки, рядом с которыми сидели тучные торговцы, приветливо кивающие чистой публике. Хм… интересно. Оборванцев там и правда не было. Причиной, как понимаю, явился военный патруль из трех человек, которые стояли на рубеже улиц и наблюдали за здешними прохожими. Тех, кто им не нравился, заворачивали сразу. Полагаю, что мне, покрытому толстым слоем пыли, туда лучше не соваться.