Вчера я написал несколько строк принцу В.[ильгельму]29 с благодарностью королю30 за его хвалебные рекомендации в адрес императорской семьи. Сегодня у меня в запасе совсем немного времени, чтобы лишь сообщить тебе, дорогой друг, что после устроенного всей академической корпорацией в Дерпте колоссального банкета, который мы должны были почтить своим присутствием, и полуторадневной остановки в Нарве, где мы должны были дожидаться схода льда, утром 1 мая мы благополучно прибыли к генералу Шёлеру. Он настаивал на том, чтобы поместить нас у себя, поскольку все помещения, занимаемые его супругой и майором Туном, были свободны. Из 18 дней мы провели в пути лишь 11, остальные потеряны, кроме дней в Кенигсберге и Дерпте, которые были очень плодотворны. В Риге нас четыре дня ожидал фельдъегерь, чтобы взять нам лошадей. С тех пор, как я здесь, император осыпал меня милостями и знаками внимания еще более, чем это можно было ожидать. Через день после моего приезда он поручил передать мне посетить его без всяких церемоний к трем часам дня. Он пригласил меня одного отобедать, всего на четыре прибора, с императрицей и г-жой Вильдермет31.

Император живо интересовался тобой, Гедеманом32 и сочувствовал понесенной нами потере33. Императрица восхищалась замечательными качествами усопшей. В императорской семье царят милые доверительные отношения. За обедом на коленях у императора была его маленькая дочь. После трапезы он забрал меня, чтобы лично провести по всем великолепным чертогам Зимнего дворца; император сводил меня ко всем своим детям и показал замечательные виды на Неву, открывающиеся из разных окон.

2 мая был дан большой праздник у французского посла, где я встретил много своих знакомых. Меня чествовали повсюду; по распоряжению императора г‐н Канкрин вручил мне 20 тысяч рублей вместо 10. Сегодня утром я вновь был при дворе, по случаю дня рождения императрицы. В часовне звучала замечательная музыка. Интерьер помещения еще более великолепен, чем Версаль. Императрица пригласила меня к себе и на сегодняшний вечер, в то же время меня снова пригласили отобедать с императорской семьей. Не было никого из иностранцев, не приглашен даже Массов34. У императора самые обходительные манеры: «Прежде всего должен поблагодарить Вас, что приняли мое приглашение; едва смел надеяться на это». Затем он поинтересовался, носит ли еще тюрбан [Фридрих фон] Ансильон35. Я сказал ему, что его империя равна по пространству Луне. [В ответ]: «Если бы она была на три четверти менее, то управлялась бы более разумно». Отвечено со вкусом, как по мне. Сегодня он снова много говорил со мной о тебе и твоей семье. На Неве сегодня начался ледоход. Зима все еще настолько чувствительна, что г‐н Канкрин собирается отпустить нас в путешествие лишь через 15–20 дней. Здоровье мое блестяще. Зайферт очень услужлив. Ни единого гвоздя на экипажах не сломано. Тысяча дружеских приветов. Обнимаю домочадцев*.

А. Гумбольдт

Благодарю сердечно, дорогой брат, за твое любезное письмо, которое, однако, принесло печальное известие о смерти замечательного Эйхлера36. Мало найдется известий, которые бы огорошили меня больше, чем это! Как рано он ушел! Да и Руст37 уже на пороге смерти, почти наперегонки с ней. Как меняются стремительным вихрем обстоятельства человека. Эйхлер был поистине другом семьи и дома, благородного характера и постоянства во мнениях. Так уходят лучшие. Мои успехи в здешнем обществе не передать словами. Все, что есть благородного и ученого, вращается вокруг меня. Едва ли возможно вообразить себе большее внимание и достойное гостеприимство. Почти каждый день я обедал в самом тесном кругу (на четыре персоны) с императорской семьей, каждый вечер в милом непосредственном общении у императрицы. Наследник престола дал мне обед, «чтобы можно было потом вспоминать о нем». Молодому великому князю велели попросить мой портрет, акварель, которую должен исполнить художник Соколов