Шкалик отошёл от дробилки и принялся колотить шапку о колено, затем фуфайку и штаны. Смотреть на это было смешно, но коллеги лишь ухмыльнулась друг другу. И сорвались истерично хохотать, представляя, как Шкалик будет проситься на баню.

– Зря смеётесь! – с явной издёвкой в голосе, прокричал Жила. – Лёша Осколков по секрету сказал, что Шкалик скоро помыкать нами будет: пикетажки браковать, премии лишать… Труханов его на место Буянова ставит.

– Не бреши. Шкалик д-д-а помыкать? – изумился Веня.

– Почему не тебя, Жила? – оторопело изумился Крестик. – Ты-то нас бы по-свойски премировал! Я тебя через Гуся двину, хочешь? Давай подписи соберем?

– Да иди ты! – отмахнулся Жила. – Ты-то за гитару ревнуешь, а я про другое… Почему у нас можно с незаконченным… должность получить? Карьеру сделать дядиными ручонками! Заседать в конторах и нам инструкции гнать. Почему, например, ёшь в твою пуговку…

– Да потому как… – перпендикуляр! – прокричал Крестик – И пусть Шкалик будет! Хоть и с гитарой! Он не нормальный, но правильный, как… Иванушка-дурачок, в общем… – показал рукой вслед Шкалику, тщедушная фигура которого скрылась в предбаннике.

– Правильные дурачки, слышь ты, умник, только в сказках выигрывают. Да и то за счёт какого-нибудь волка. А ты, как видно, тоже теплое местечко присматриваешь?

– Язычок укороти, не то…

– Врежешь? Ручки гитарные у тебя. Побереги.

Крестовников внезапно выкинул правую руку, ударив в лицо Жиле.

– Получи!

Жила ответил ударом ноги в пах. Зажал мощной хваткой горло склонённого соперника и рывком опрокинул навзничь. Откинул на снег. Промокнул ладонью зашибленный глаз.

– Отойдь, паря! Рук не распускай… А это тебе ответная – коротким тычком кулака ударил Крестика под левый глаз.

– Сам сучара… – пробормотал Крестик, отшатнувшись от удара. – Дура ты жадная.

– Это кто тут вякает… Молчи лучше, Крест, пока зубы целые. Не нарывайся: живее будешь.

– Тебе виднее, – уклонился Крестик от препирательств. Поднялся и отошел к ящикам. – Ты, Андрюша, у нас не карьерист – альпинист. Этим все сказано.

.– А ты гитарист, может?..

– Ладно, проехали. Не злись. Зря я… Тебя никто в геологи не гнал. Сам выбрал. Надо же чем-то на хлеб зарабатывать. Альпинизм – это для души. Не так – скажешь?

– Не передергивай. Про блат говорили, а тебя вона куда понесло… Ты, блин, на гитаре мог бы башли закалачивать. А туда же – в геологи… А Шкалик отца ищет. О душе беспокоится. За это зарплату не платят. За какие же заслуги его вместо Буянова? Ладно, проехали.

Венька Смолькин с мешочками в руках растерянно наблюдал короткую схватку.

Они ещё минутку приходили в себя, наблюдали, как из бани вышли две фигуры, трудно различимые в лучах заходящего солнца. Желание дробить керн пропало. Образ возвращающегося Шкалика в глазах каждого внезапно преобразился: у каждого – по-своему. Но когда он вернулся, парни изумились и озарились его улыбкой.

– Замётано. Бабка пробдела и нам, бедолагам, затопила… По-чёрному! И банку самогонки обещала!

– Ну ты и… – удивился Крестовников.

– А он ей тоже пообещал, – ухмыльнулся Жила. – Смотри, Шкалик, не подведи геологию. На тя вся деревня смотрит.

– Этикетку не оставил, брак будет – заметил Саня Крестик.

– А ты не шпионь! За собой следи, …из прищуренных глаз… – допел он концовку, подражая Крестику-барду. И вскоре геологи включились в ритм своей работёнки. Выполняли план опробования угольных керновых метров, набурённых, слышь, читатель, в плановом порядке. Ибо – есть ГОСПЛАН.

Половина керновых ящиков ещё ожидала своей участи…

Банька пахла копчёным салом. Возможно, не сало, нарезанное в предбаннике, забило нос. Но запах и парной дух, перехватывающий дыхание, обжигающий уши и голые – без верхонок – руки, раз за разом вдохновлял парней: парились до обжига! Плескали кипяток на горячие камни, бугрившиеся в чугунной чаше, колотили друг друга берёзовыми вениками, матерились, кричали, хохотали. После первого пара выскочили на снег, попадали в его пышную белизну, повизгивая и покряхтывая. В предбаннике вдогон приняли по полстакана терпкой самогонки и – на полок! И снова плеснули камни кипятком, и схватились за веники… И – нагнав жару в голое тело – по набитой тропке кинулись в снег.