Карстен повернулся и посмотрел на меня – его глаза вспыхнули ярким, синим огнём. На его лице появилась странная гримаса. Он не улыбался, а как-то странно смотрел на меня. Мне показалось, что он дрожит.

Я спросила: ты не замёрз? Был чудесный летний день в конце августа. Не холодно, что-то около двадцати градусов. Он покачал головой. В его глазах появилось незнакомое мне выражение.

Я была готова подниматься дальше – до того места, где я могла бы установить якорь. Возможно, я уже представляла себя на вершине. Следующая остановка намечалась на пике. По моему позвоночнику уже растекалось приятное тепло, мне казалось, что я уже близка к цели, но Карстен взял меня за руку и заставил остановиться. Он захотел пройти следующий этап один. Ему показалось, что я чувствую себя не слишком уверенно. Он объяснил, что, судя по пирамиде из камней, площадь плато слишком мала.

Я не могла понять, что он имеет в виду. Я чувствовала себя вполне уверенно, и мне не терпелось двинуться дальше. Но он не уступал, почти оттолкнул меня к краю крутого уступа, а сам встал ближе к внутренней стороне скалы. Я чуть было не потеряла дар речи. Обычно Карстен не вёл себя так авторитарно. Неужели он и в самом деле решил, что я испугалась?

Он повернулся и стоял так, задрав голову и глядя на вершину. Он ослабил крепления. Но что-то одержало над ним верх, что-то, чего я не понимала. Я склонила голову и размышляла об этом. Этот поход на самом деле был не так важен для меня. Пусть он благополучно достигнет вершины первым, для него это так много значило. Меня только немного удивило, что он считал своё поведение вполне уместным. Но он был так сосредоточен на последнем этапе, что едва ли услышал, что я сказала.

Прошло полчаса, и он спустился. Это был другой Карстен. Он казался весёлым и счастливым, заботливым и любящим. Он сказал, что теперь моя очередь и что он может постоять здесь и подстраховать меня. Восхищался прекрасными видами, сказал: как жаль, что мы не смогли вместе пройти последний отрезок пути.

Приближался вечер. Тени в лесу становились всё длиннее. Мадсу и Камилле, конечно, не терпелось поскорее вернуться в наш домик. Я покачала головой, мне расхотелось карабкаться дальше. Меня уже совсем не радовала перспектива совместного покорения гор.

Через несколько недель после того, как мы вернулись домой, родители Карстена погибли в автомобильной катастрофе. Если бы не эта трагедия, я бы порвала отношения с Карстеном. Мне вдруг стало ясно, что на самом деле меня очень тянет в Финнмарк. Я была молода и не готова связывать себя никакими узами. К тому же меня испугали некоторые черты характера Карстена, с которыми я столкнулась в горах.

Но после трагедии с его родителями я отбросила все эти мысли в сторону, чтобы помочь Карстену прийти в себя и опомниться. В это время Мадс и Камилла стали настоящей опорой для Карстена. Я же оставалась просто зрителем, до этого я никогда не сталкивалась близко со скорбью и утратами, но делала всё, что могла, чтобы утешить его.

Через несколько месяцев мы поженились. Карстен на свадьбе плакал.

Произносились долгие и торжественные речи. А я сидела в свадебном платье, которое мне досталось в наследство от моей бабушки, и чувствовала себя как гость. Мои родители вернулись в Финнмарк. Они только намекали, что было бы неплохо, если бы мы в ближайшее время смогли их навестить, но я знала, что пройдёт немало времени, прежде чем я снова увижу их.

Сразу же после свадьбы мы переехали на виллу, где раньше жили родители Карстена.

Мадс и Камилла тоже поженились.

Все окружающие считали, что экспедиция на Северный полюс изначально была моей идеей, и не в последнюю очередь потому, что Карстен повторял это на каждом шагу. Он объяснял, что я всегда держалась особняком и что из-за того, что моё детство прошло в Финнмарке, я чувствую себя особенно комфортно в зимних условиях. По его словам, я ощущала себя одинокой в свои двенадцать лет, когда переехала в Нордстранд. Он с особой гордостью повторял старую историю, повествующую о том, что я спасла жизнь ему и его друзьям в Эстмарке – взяла да и разбила окно, то есть сделала то, что не рискнул сделать никто из них. Он рассказывал, что потом его родителям пришлось приводить всё в порядок и платить за причинённый ущерб. Меня смущали все эти комплименты, и я чувствовала себя так, словно я – артефакт, которым он хвастается.