– У тебя уже нет выбора. Пока мы рассматривали твою комнату, наш корабль отдалился на несколько тысяч километров от Земли. Спи. Это будет лучшее, что ты сейчас можешь сделать.

Проснулся я от звонка будильника. Не открывая глаз, привычно протянул руку к тумбочке. Взял в руки будильник и, подняв его над своей головой, открыл глаза. Половина седьмого. Пора вставать. Через десять минут завтрак, а потом сразу на сваи. Ещё неизвестно, как сегодня с погодой и заведётся ли техника. У меня уже давно практически не было такой проблемы – заставлять кого-то в бригаде работать. Слишком долго мы вместе и неплохо сработались. А те, кто приходил вновь, быстро растворялись в коллективе и не выделялись. Атмосфера всегда была дружелюбной и даже, насколько это в таких условиях возможно, весёлой. Но тем не менее я должен был всё проверить. Как подготовлены к работе люди, техника, инструмент. Поглощённый этими мыслями, я забыл про то, что видел во сне. И только за обедом, около часа дня, на какие-то несколько минут у меня перед глазами встал дракон.

«Ну и приснится же иногда», – подумал я и, отмахнувшись, погрузился с головой в думы о работе.

Вечером съездил до той самой заправки, на которой был во сне, чтобы положить денег. Поговорил с сыном. Обсудили его дела в школе, потом поболтали о хоккее, о новых компьютерных играх. Наконец Лёшка заговорил о том, для чего вчера набирал меня:

– Пап, слушай, у меня к тебе разговор есть серьёзный.

– Что стряслось? – спросил я как можно равнодушней, но понимая при этом, что сын будет просить денег.

– Я в выходные ездил к тёте Тане, – сказал Лёшка. – Ей дрова привезли, и мы с Рыжим их в сарай перетаскали.

– Молодцы, – похвалил я. – Только не с Рыжим, а с Костиком.

Тётей Таней Лёшка называл двоюродную сестру моей жены, а рыжий Костик был её сын, ровесник нашего Лёшки. Танин муж Серёга погиб несколько лет назад в автокатастрофе, и они с сыном жили вдвоём в деревне. От нашего дома до Таниной деревни было сорок минут на электричке. Мы довольно часто отпускали Лёшку к ней. Всё-таки свежий воздух, смена обстановки, да и бездельничать ему там было некогда, – хозяйство у Тани было большое.

– Так вот, – продолжал Лёшка. «Так вот» он говорил, когда начинал волноваться. – Я тебе про долговязового Толика рассказывал. Ну, тот, с которым мы подрались летом. Помнишь.

– Ага. Чо опять подрались?

– Нет же. Подожди. Так вот. Мы вечером пошли к нему. Там гаражи рядом, помнишь.

– Помню, конечно. Около холма. Так он рядом с гаражами живёт?

– Да. Так вот… У него в гаражах есть свой бокс. Ну, не его, конечно, а родителей. Но они этот бокс ему отдали. У него там, в боксе, стоит картинг. Он сам его собирал. Так вот. В общем, он предложил у него этот картинг купить.

– Ну, картинг это очень серьёзно.

– Пап, даты не переживай. Я сам буду с ним заниматься.

– Ездить где собираешься?

– На автодроме.

– Кто тебя туда пустит. Нет, давай сначала всё продумаем.

– Ну, пап.

– Сынок. Алёша, – я старался говорить как можно мягче. – Я через три недели приеду и всё обсудим. Хорошо.

– Хорошо, – со вздохом ответил сын. Но в голосе его чувствовалось полное расстройство.

Мы с Алёшкой говорили ещё минут десять. О том, что нового случилось дома, во дворе. Я рассказал ему как мы в выходные сходили на охоту. Однако меня не покидало чувство того, что разговор не клеится. Весь остаток дня я провёл с каким-то неприятным осадком на душе. Надо завтра обязательно позвонить Лёшке и поговорить с ним ещё раз. Пообещать подумать про картинг. Рассказать про свой мопед, который мы с моим другом детства Никитой Большаковым собрали своими руками. Алет нам было, наверное, так же, как сейчас Алёшке. Выпив пару таблеток аспирина, я около десяти вечера улёгся спать. Усталость и моральное напряжение уходящего дня сделали своё дело, я уснул почти мгновенно.