Иван молчал, позволяя Ларсону говорить, не давая ему удовлетворения в виде мгновенной реакции.

– Лейтенант должен не просто знать, как работает война, он должен жить ей. В критический момент интеллект ничего не значит, если нет стержня, силы, готовности принять последствия своих решений.

Иван медленно выдохнул, прежде чем заговорить.

– Я правильно понимаю, командор, что, по-вашему, интеллект и сила характера – взаимоисключающие качества?

– Я говорю о том, что интеллект без опыта – ничто, – Ларсон посмотрел на него, сузив глаза.

– Опыт – это то, что получает каждый офицер в процессе службы, – Иван ответил ровно, не повышая голоса. – Или вы предлагаете допускать к командованию только тех, кто уже прошёл войну, а не тех, кто может выиграть её?

На секунду в зале повисла тишина. Ларсон стиснул зубы, пока его пальцы медленно сжимались в кулак.

– Вы, конечно, можете сколько угодно спорить, но вы знаете, почему я говорю это, – его голос стал ниже, и в нём звучала глухая ярость.

Иван не отвёл взгляда.

– Вы говорите это, потому что считаете, что я недостаточно хороший офицер. Или потому, что у вас есть личные причины?

Воздух в зале будто сгустился. Комиссия молчала, но Иван знал – все знали. Лиана.

Её имя не прозвучало, но оно висело в воздухе. Все знали, что она его, Ларсона. Тайная связь, о которой не говорили вслух, но о которой шептались в коридорах Академии. Командор привык владеть, привык держать всё под контролем, и сейчас он видел перед собой человека, которого не мог контролировать.

Иван видел, как тот напрягся, как на мгновение в его глазах вспыхнула ярость, но затем Ларсон сдержался.

– Командор, – голос Уэллса был спокойным, но в нём звучал явный намёк, что этот разговор зашёл слишком далеко. – Ваша позиция зафиксирована. Однако решение комиссии принято большинством голосов.

Ларсон не шевельнулся.

– Вы делаете глупость, – медленно и чётко сказал он.

– Это решение комиссии, – твёрдо повторила профессор Грейс.

– Это решение слабых, – бросил Ларсон, и его голос стал ледяным. – Мы превратили Академию в фабрику по выпуску бумажных офицеров, и удивляемся, почему каждый новый конфликт оказывается хуже предыдущего.

Он резко встал, отодвинув назад свой стул с лёгким скрежетом.

– Вы сами потом поймёте, что ошиблись.

– А пока что это не вам решать! – заключил Уэллс, ударив словами почище ножа.

Ларсон бросил на Ивана последний взгляд, полный не гнева, а чего-то другого, более сложного. Это был не конец. Это был только первый раунд.

– Лейтенант Артемьев, – голос Уэллса разорвал молчание. – Вы проявили исключительные знания в теории экспансии, продемонстрировали понимание стратегических процессов, а главное, показали, что способны отвечать за свои слова. Однако не забывайте: реальность всегда сложнее, чем её теоретическая модель.

Иван кивнул.

– Так точно, адмирал!

– Завтра вы получите официальное назначение. Свободны.

Бывший теперь курсант встал, приложил руку к груди в военном приветствии, развернулся и направился к выходу.

Он не обернулся, но он чувствовал на себе взгляд Ларсона: это ещё не конец.

Иван шагнул за порог аудитории, чувствуя, как напряжение, державшее его в тисках всю экзаменационную сессию, начинает понемногу отпускать. Он сохранил непроницаемое выражение лица, хотя где-то внутри ворочалась почти непривычная эмоция – удовлетворение. Выдержал экзамен, справился с вопросами, выстоял под напором комиссии и даже, черт возьми, выслушал Ларсона, который был готов его сожрать, запивая своей вечной горечью.

Сейчас ему хотелось просто уйти отсюда, найти место, где можно будет сесть и пялиться в стену, не слыша голосов начальства, не видя перед собой анализ тактики экспансии и хронопотоковых расчётов.