Ояр Вациетис Экслибрис читать онлайн страница 2
нет более пьянящего
напитка, чем этот.
Давай напьемся им до
обнаженности душ
и дыханий,
а после умоемся грозой,
цветущей
с утра.
И мы определенно
станем такими нами,
которым уже больше незачем
умирать.

«Меня отыщешь синей лунной ночью…»

Меня отыщешь синей лунной ночью
и вымолишь мне у сосны прощенье,
и, как туман, опасность рассосется
что в бритвах льда звенела под ногами,
как выводок холодных диких пчел.
Меня под ветром из кусочков сложишь
на бесконечно сером поле снежном.
Мы в этой жизни и по смерти вместе,
тот, кто спешит, в отставшем остается,
чтобы по нам сквозь васильковый пепел
взошла тоски горячей синева,
в которой любят кувыркаться черти,
когда едва родившийся слепой комочек вдруг
пару васильков ко лбу приложит
и видит, что в высоком небе сотни
пылающих хвостов обращены к земле.

«Береженого бог бережет…»

Береженого бог бережет –
перед мертвой птицей
я обнажаю голову.
Быть может, ее убил голод
в тот час, когда я
доедал свой завтрак.
Быть может, мороз
в тот час, когда ты
натягивала перчатки.
Само собой, я тут вообще
ни при чем, –
береженого бог бережет,
так или иначе, Он смотрит.

«В конце непопулярной улицы…»

В конце непопулярной улицы,
на невоспетом углу,
на неприметном дереве
сгрудились птицы,
отправляясь на юг.
В их измученных
силуэтах
прочитывалось тяжкое бегство
от морозов.
В желтые листья выпал
к корням
рябины
их певчий корм.
Горьким соком
обагренными ягодами
дерево договорилось с птицами
молча.
И сказало –
пусть они пьют, клюют, хватают, тащат…
Ведь их путь не
пройден и наполовину.
И птицы молча брали
ягоды по
// половинке.
В конце непопулярной улицы,
на невоспетом углу,
под неприметным деревом
я постучался
в твою
незаметную дверь.

Сделай

Заряди в магнитофон
ленту с воем волков –
побежит косуля.
Стяни с небес истребитель –
стань магнитом.
Проверти пальцем
дырку в плоском камне –
мельничный жернов.
Собери крылья мертвых бабочек,
пусть к детям сны
цветные придут.
Обвейся цепко вокруг оси
земной –
будешь хмель.
Но прежде всего протри глаза,
чтобы замечать,
подверни рукава, чтобы делать.
Как сказал мудрец –
необычное
начинается с простых манипуляций.

«Листопад, диктующий условья…»

Листопад, диктующий условья,
в лихорадке осени раскис.
Снова телефон исходит кровью,
бес полночный снова крутит диск.
Я, как волк, луною загнан снова,
рыщущий, голодный, жадный снова,
и тебе в глаза смеюсь я снова,
синий голый лед холодных снов моих.
Телефон всего нежнее в полночь,
и цветы, что мне терпеть невмочь,
так бесстыдно пахнут только в полночь.
И да – к черту, тихая святая ночь!
Возвращаются к корням своим деревья
и текут к своим истокам реки вспять.
Телефон опять в полночном гневе…
Нет, не телефон –
земля в осенней лихорадке
перелетных птиц устала звать.

Я сажаю дерево

Памяткой о дикарях я
его сажаю,
на память о
гибких, жонглирующих
лентами дыма кострах я
сыплю
землю к его корням.
Тотемом своего образа
мыслей я
его высаживаю.
Пройдут века
и меня в них не будет,
пройдут века
и никто не станет делать
того, что делал я.
Но я это делал.
И если далекий потомок
возьмет вдруг и спросит:
– Да что это – дерево? –
то под землей вздрогнет
мой прах.
Ибо он будет призван.
Я сам, пока еще жив,
спрашиваю себя раз за разом:
// – Да что это было? –
О том, что сам всего
мгновение назад уничтожил.

Осенью этого года Вациетису исполнился бы 81 год. Как между Землей и спутником, обращающимся по дальней орбите, расстояние между ним и нами за последнее время существенно не изменилось. Почти не меняется и сам характер взаимодействия, хотя уже начали сбываться некоторые из его пророчеств, а многие строчки, напротив, безнадежно устарели. Важно другое. Давно замечено, что в маленькой Латвии имеет место следующий математический факт: почти для каждого рода человеческой деятельности либо найдутся один-два человека, обычно хорошо известные, закрывающие его полностью, либо эта деятельность вообще никем не поддерживается. У Ояра, как высокопарно это ни звучит, в графе «род занятий» было написано: совесть нации…